Элизабет Арним - Колдовской апрель

Вечер складывался очень удачно. Скрэп каждый раз, когда взглядывала на мистера Уилкинса, представляла его в полотенце, оставляющим за собой мокрые следы, и это примиряло ее с ним. Миссис Фишер была от него в восторге. В Роуз мистер Уилкинс видел достойную хозяйку, спокойную, разумную, он был восхищен тем, что она уступила место во главе стола – естественно, из почтения к годам миссис Фишер. Миссис Арбатнот была, по мнению мистера Уилкинса, весьма застенчивой. Самой застенчивой из всех трех дам. Перед ужином он застал ее одну в гостиной и в соответствующих выражениях поблагодарил за доброту и за дозволение присоединиться к их компании; она явно смутилась. Была ли она робкой по природе? Вполне возможно. Она покраснела, что-то пробормотала, и в этот момент вошли остальные. За ужином она говорила меньше всех. Позже он непременно узнает ее получше, и это будет приятное знакомство, он был совершенно уверен.

Леди Каролина была именно такой, какой он ее себе воображал, и даже больше того; она с благосклонностью воспринимала все его речи, которые он искусно вставлял в перерывах между переменами блюд; миссис Фишер была именно такой пожилой дамой, какую он всю свою профессиональную жизнь мечтал иметь в клиентках; и даже Лотти не только разительно изменилась в лучшую сторону, но совершенно очевидно была au mieux [20] Au mieux ( франц.) – зд .: в наилучших отношениях. – мистер Уилкинс знал по-французски все, что необходимо было знать, – с леди Каролиной. Весь день его терзала мысль о том, как он беседовал с леди Кародиной, забыв, что не одет, и в конце концов написал ей записку с самыми искренними извинениями и с надеждой на то, что она забудет о его невероятной, непростительной рассеянности, на что она прислала ему ответ, написанный карандашом на обратной стороне конверта: «Не беспокойтесь». И он повиновался ее приказанию и успокоился. В результате сейчас он пребывал в полном ладу с собой. Перед отходом ко сну он даже ущипнул жену за ушко. Она была поражена. Такие нежности…

Более того: утро не принесло никаких изменений, и мистер Уилкинс сохранял благостный настрой весь день, несмотря на то, что это был первый день второй недели, следовательно, день оплаты счетов.

Именно в день оплаты счетов Лотти очертя голову кинулась признаваться – оттягивать уже было нельзя, хоть и очень хотелось. Она не боялась, она была храбра и готова ко всему, но Меллерш был в таком замечательном настроении, зачем рисковатьи портить его? Однако после завтрака Костанца появилась с пачкой замусоленных клочков бумаги, на которых карандашом были выписаны цифры и, постучав к миссис Фишер, была отослана прочь, затем, постучав в дверь леди Каролины, также была отослана, после чего, постучав в дверь спальни Роуз, не получила ответа вовсе, поскольку Роуз ушла гулять, и тогда она перехватила Лотти, которая показывала Меллершу дом, и, говоря очень быстро и громко, принялась совать ей эти бумажки, сбрасывая бремя с собственных плеч. Тут Лотти и вспомнила, что прошла неделя, а никто ни за что никому не платил, и настал момент это уладить.

– Чего хочет эта женщина? – самым благожелательным тоном осведомился Меллерш.

– Денег.

– Денег?

– Ну да, это счета за содержание.

– Что ж, тебя это никак не касается, – безмятежно сказал мистер Уилкинс.

– О нет, касается…

И последовало неизбежное признание.

Это было совершенно невероятно – то, как воспринял его Меллерш. Можно было даже вообразить, что вся его идея накоплений предполагала именно такой исход, то есть трату их на излишества. Он не подверг ее перекрестному допросу, как непременно сделал бы дома, а просто выслушал все, что она ему рассказала – о том, как она его обманула и обо всем прочем, и когда она завершила свою речь словами «У тебя есть полное право рассердиться, но я надеюсь, что не рассердишься и простишь меня», он произнес только одну фразу: «Ну что может быть выгоднее хорошего отпуска?»

После чего она взяла его под руку и, прижавшись к нему, воскликнула:

– О Меллерш, ты такой милый!

И покраснела от гордости за него.

То, что он так быстро приспособился к атмосфере, что он сразу же подобрел, со всей очевидностью демонстрировало, до какой степени он на самом деле был расположен к добру и красоте. Он так естественно себя чувствует в этом средоточии райского покоя. Просто поразительно, до какой степени неверно она его понимала, а оказывается, он – истинное дитя света. Только представить, он не отругал ее за ужасную ложь, которую она наговорила перед отъездом, более того – он вообще ничего по этому поводу не сказал! Невероятно. Нет, вовсе не невероятно – ведь он сейчас в раю. А в раю никто не упрекает, никто даже не берет на себя труд прощать и забывать: все слишком счастливы для этого. Она сжала его руку в порыве благодарности, и хотя он не отстранился, но и не сжал ее руку в ответ. Мистер Уилкинс был человеком хладнокровным и редко испытывал желание что-либо сжимать.