Элизабет Арним - Колдовской апрель

– О, так вот почему у меня в комнате две кровати! – воскликнула миссис Уилкинс с пониманием: она сразу же, как вошла, увидела, что вторая кровать в ее маленькой комнатке была совершенно неуместной.

– Я никаких распоряжений не отдавала, – заявила миссис Фишер, снова адресуясь только к миссис Арбатнот. – Я просто попросила Франческу убрать.

– В моей комнате тоже две кровати, – ответила миссис Арбатнот.

– Наверное, ваша вторая из спальни леди Каролины. Она тоже попросила убрать лишнюю. Глупо иметь в спальне кроватей больше, чем надобно.

– Но ведь и мы приехали без мужей, – сказала миссис Уилкинс, – и я не вижу смысла держать в комнате вторую кровать, если нет мужа, чтоб в ней разместиться. Могут ли вынести лишние кровати и от нас?

– Кровати не могут без конца путешествовать по комнатам, – холодно ответила миссис Фишер. – Где-то они должны наконец остановиться.

Замечания миссис Уилкинс казались миссис Фишер совершенно неуместными. Каждый раз, когда та открывала рот, из него вырывалось нечто, чего не следовало бы произносить вслух. В кругу миссис Фишер пустые разговоры о мужьях не поощрялись. В восьмидесятые годы, когда она была в расцвете, к мужьям относились серьезно, как к единственной реальной преграде от грехопадения. И к кроватям, если уж и приходилось о них вспоминать, тоже относились с осторожностью, а сведение мужей и кроватей в одну фразу и вовсе считалось неприличным.

И она снова обратилась исключительно к миссис Арбатнот:

– Позвольте налить вам еще кофе.

– Нет, спасибо. А вам подлить?

– Не нужно. На завтрак я никогда не пью больше двух чашек. Не желаете ли апельсинов?

– Спасибо, нет. А вы?

– О, я не употребляю на завтрак фрукты. Это все американская мода, а мне уже поздно к ней привыкать. Значит, вам больше ничего не нужно?

– Совершенно верно. А вам?

Миссис Фишер помедлила, прежде чем ответить. Это что, привычка такая – отвечать вопросом на самый простой вопрос? Если так, то надо сразу же ее обуздать, никому не под силу прожить четыре недели в комфорте и покое бок о бок с кем-то, имеющим такую привычку.

Она глянула на миссис Арбатнот, и ее строгий пробор и безмятежный лоб ее разуверили. Нет, это не привычка, просто случайность, что она вот так вторила. Скорее уж у голубки будет утомительная привычка, нежели у миссис Арбатнот. И подумала, какая чудесная из нее вышла бы жена бедному Карлайлу. Куда лучше, чем эта отвратительная зануда Джейн. Она могла бы так хорошо его успокаивать.

– Тогда мы пойдем? – предложила она.

– Позвольте вам помочь, – ответила миссис Арбатнот, вся внимание и участие.

– О, спасибо, я прекрасно справляюсь, трость только иногда…

И миссис Фишер довольно легко встала: миссис Арбатнот не о чем было беспокоиться.

– А я, пожалуй, съем такой роскошный апельсин, – сказала миссис Уилкинс, оставаясь за столом и протягивая руку к большой черной чаше, полной апельсинов. – Роуз, не понимаю, как ты можешь отказываться. Вот, бери этот. Только посмотри, какая красота… – и она протянула большой апельсин.

– Нет, мне надо заняться делами, – сказала миссис Арбатнот, направляясь к двери. – Простите, что оставляю вас, – добавила она вежливо, обращаясь к миссис Фишер.

Миссис Фишер тоже направилась к выходу, и довольно резво – трость на этот раз никак ей не мешала. Она не собиралась оставаться наедине с миссис Уилкинс.

– Во сколько вы предпочли бы приступить к ланчу? – спросила миссис Арбатнот, стараясь удержать над водой голову если и не совсем хозяйки, но и не гостьи.

– Ланч будет в половине первого, – ответила миссис Фишер.

– Что же, тогда в половине первого, я сообщу кухарке. Хотя это будет непросто, – улыбнулась миссис Арбатнот. – Но я захватила словарик, так что…

– Кухарка знает.

– О? – только и смогла сказать миссис Арбатнот.

– Леди Каролина уже с ней поговорила, – сообщила миссис Фишер.

– О? – повторила миссис Арбатнот.

– Да. Леди Каролина говорит на итальянском, понятном кухаркам. Я сама из-за трости пройти в кухню не могу, да если бы и смогла, боюсь, мой итальянский им будет вряд ли понятен.

– Но… – начала было миссис Арбатнот.

– Но это же чудесно! – закончила за нее миссис Уилкинс, возрадовавшись такому неожиданному облегчению ее и Роуз существования. – Получается, нам здесь совершенно нечем заняться, кроме как быть счастливыми. Вы не поверите, – она обращалась непосредственно к миссис Фишер, в обеих руках у нее было по дольке апельсина, – сколько нам с Роуз приходилось трудиться все эти годы, без остановки, и до чего нам нужен полный покой.