Иван Беркутов - Собибор. Восстание в лагере смерти

– Да, Белжец уничтожили. Наш лагерь – следующий. Может, он будет ликвидирован уже через неделю, 15 октября, может, чуть позже. Я своими ушами слышал, как немцы обсуждали приказ об уничтожении лагеря. Они убьют всех, в том числе и нас, капо. Тот человек в поезде, которого застрелил Берг, был капо в Белжеце. Так что нас убьют вместе с вами.

Заключенные, окружившие Бжецкого, готовые его задушить, остановились. Они смотрели на капо – и словно видели его в первый раз. Сейчас это был совсем другой человек! И на его лице отражалось сильнейшее волнение. Бжецкий снова заговорил:

– Вы думаете, я шкура? А я учитель! Учитель физики из Лодзи! У меня всю жизнь указка была в руках. А теперь я здесь, я… Но я не собираюсь оправдываться. Я собираюсь… собираюсь примкнуть к вам. Я вам нужен. С моей помощью вы сможете проникнуть в самые разные помещения. Туда, куда заключенных никогда не пускают. Сможете получить важную информацию. Лейтенант Печерский! 15 октября – конец всему. И всем…

Бжецкий договорил, и наступила тишина, все молчали. Печерский внимательно смотрел на капо. Неожиданно он спросил:

– А ты эсэсовца убить сможешь?

Такого вопроса Бжецкий не ожидал! Вот так, сразу… Он растерялся и ответил:

– Я не знаю…

Печерский кивнул. Вид у него был удовлетворенный, словно он ждал именно такого ответа. Он сказал:

– Зато я знаю!

Среди гробового молчания он поднял отброшенный Бжецким кнут и отдал его капо. Сказал:

– Знаю, что ты не провокатор. Провокатор ответил бы: «Да, конечно, смогу!»

Потом повернулся к своим товарищам, оглядел их и произнес:

– Время пошло! Скоро ты получишь приказ, Калимали.

А сам он подумал, что сегодня к ним пришла настоящая удача. Такой удачей был переход на их сторону капо Бжецкого. Он действительно мог оказать восставшим неоценимую помощь.

А еще Печерский подумал, что переход Бжецкого на их сторону – хороший знак. Он говорил о том, что конец нацистского режима близок. Даже люди, которые в свое время дрогнули и согласились служить нацистам, теперь меняли свое решение.

И еще Александр вспомнил капо Блятмана. Конечно, Бжецкому было далеко до того человека из минского лагеря. Блятман пошел на сотрудничество с нацистами по приказу подполья, а Бжецкий – спасая свою шкуру. Но именно знакомство с Блятманом расширило кругозор Печерского, привело его к мысли, что и среди капо могут найтись его союзники.

С того дня, когда оберштурмфюрер Карл Френцель впервые увидел прибывшую в лагерь Сельму, его неудержимо влекло к этой девушке. Он искал ее взглядом на утреннем построении; он специально чаще, чем нужно, заходил в сортировочный барак, где она работала. Но еще верней девушку можно было увидеть в женском бараке. И этим утром Френцель направился туда. И, как выяснилось, правильно сделал…

В ту ночь Сельму сильно знобило. По лагерю ходила лихорадка; организм заключенных, ослабленный из-за плохого питания, не сопротивлялся инфекции. А нацисты и не думали их лечить – заболевших попросту убивали и отправляли в печь. Болезнь означала верную смерть.

Утром Сельма, как всегда, попробовала встать, но голова сильно кружилась, ее охватила слабость, и она снова упала на нары. И там, лежа, увидела, как в барак вошел капо Берлинер. Это был настоящий садист, убийца. Как и все капо, он был евреем. Однако Берлинер отличался тем, что был истово предан идеалам рейха и политике фюрера. То есть он, еврей, всецело поддерживал политику истребления евреев.

Обойдя барак, Берлинер обнаружил двух заболевших женщин, которые не могли идти на работу. Обнаружил – и тут же с удовольствием задушил обеих своим кнутом. Двинулся дальше – и тут увидел Сельму, лежавшую на нарах.

– Ты что, больна? – спросил он, якобы даже с сочувствием.

Сельма не успела ответить, как капо хлестнул ее плетью и заорал:

– Вставай, жидовка!

Девушка напрягла все свои силы; она знала, что последует, если она не встанет. Но подняться она не могла… Берлинер удовлетворенно ухмыльнулся. Накинул свой кнут на шею девушки и начал ее душить. Сейчас он прикончит еще и эту красотку…

Но тут перед лицом Берлинера вдруг возникла рука в лайковой перчатке, которая махнула ему: «Прекрати!»

Капо немедленно подчинился, обернулся и увидел коменданта Первого лагеря Френцеля.

– Опять в женском бараке, маньяк? – спросил эсэсовец.

– Служу великому рейху! – ответил капо, вытягиваясь по стойке «смирно».

Немец усмехнулся: