Луи Арагон - Гибель всерьез

И еще новость: на лужок, что позади школы, между последним домом и дорогой налили воды, она замерзла, и получился каток. Ребятня, взрослые девицы с кавалерами и старички, что припомнили молодость, выписывают на нем тройки, восьмерки и танцуют вальс. Здесь все поголовно катаются на коньках. Вот и Бетти уселась на деревянный барьерчик и достает из сумки мягкие лаковые сапожки с прикрученными коньками. «Ну что же вы?» — говорит она мне, потому что одолжили коньки и мне, и я крепко держу их, стоя возле Бетти. Была не была, в свое время я вроде бы умел кататься! Впрочем, столько лет воевать, может, и разучился. Я заранее готовил для себя оправдание. Умений моих, честно говоря, и в　 Париже хватало только на то, чтобы подцепить в Ледовом дворце жаждущих знакомства девиц. А здесь надо мной посмеиваются и детишки. Бетти тоже оценила мое искусство. Поджала губки и исчезла. Мчится вдалеке, взявшись крест-накрест за руки с парнем из Гагенау, который, кажется, приехал сюда к своим кузенам, и тараторит с ним по-немецки. Ко мне она подъезжает вся розовая. Я сижу на тумбе и довольствуюсь созерцанием. Смех, которым Бетти отвечала своему партнеру, вызывает у меня что-то вроде рези в желудке. Я отворачиваюсь. Но ей так хорошо, она трясет меня за плечо: «Ну-ну-ну, снимайте ваши коньки! Мама испекла пирог…» И он оказался совсем не плох, этот мамин пирог. С имбирем. А завтра у Бетти урок пения. Она едет в Страсбург.

И как раз в тот день, когда я положил себе непременно разыскать Теодора, он сам разыскал меня. О Теодоре я уже говорил — он младший помощник хирурга. Их стрелковую часть разместили неподалеку от нас. А до этого они стояли лагерем в Фор-Луи. Вот он за мной и пришел, зовет туда съездить. Любопытный, говорит, городишко. И мне любопытно, но у меня на это свои причины. Он уселся возле меня, мы как раз принялись за десерт, и ему тоже поднесли рюмочку малиновой. Майор не дал мне сбежать тихой сапой под кофе. Придется играть с ним партию. Теодор церемонным поклоном дает мне свое соизволение. Пока шах да мат, он поболтает с лекпомом. Мне стыдновато перед ним, Теодором, он классный шахматист, не то что я: детский мат, е2—е4. На другом конце столовой коротышка-лекпом ему с жаром что-то шепчет, а Теодор, поглядывая на нас, смеется про себя, но молчит, не мешая лекпому выпускать пары… «Пари держу, рассказывал о своих марокканцах?» Ну, ясное дело. С марокканцами вот еще какая морока, никогда не знаешь, сколько им лет. «Были они у меня, — говорит Теодор, — прошлым летом на передовой… думаю, быть того не может, этот в ветераны годится, лет под семьдесят. Смотрю в бумаги, десятый класс [102] Возрастные категории при призыве в армию. или около того… Сперва удивлялся, потом возмущаться стал, тоже мне призывнички… Не знаешь, что и думать. Свидетельств о рождении у них в помине нет, спросишь, когда родился, а они в ответ — когда снег был или засуха… Ну и ставят: десятый класс, тринадцатый. А что делать? Да ничего. Потому как снегу-то сколько выпало с тех пор как мир стоит. И засух не пересчитать…» Теодор странный: со всеми всегда на «вы», зато сам о себе говорит «ты». Он заинтересовался моей игрой: «Берегите ладью, господин лейтенант». Майора перекосило: «Доктор, он и без вашей помощи справится!» Улыбка Теодора меня несколько смущает, но не станет же он выставлять меня на посмешище. Он принес мне приглашение отобедать, официальное, от стрелков. В Друзенгейм, где у них штаб. Может, я там и заночую? Ход слоном. Это уж как господин майор… А я — конем. И ладьей тоже, раз она открылась… «Так вы до завтра. Удри? — осведомляется майор. — Не опаздывайте к завтраку, я хочу отыграться».

С погодой делалось что-то невероятное. «Зимолето», — определил Теодор. Негреющее солнце будто вырядилось в соломенную шляпку не по сезону. И стало похоже на рекламу большого магазина: все для вашего отдыха. Шагали мы быстро, дни-то теперь короткие, а дорогу выбрали будто лентяи школьники — длиннее некуда. Потому как Теодор непременно хотел мне показать собор Вобана [104] Вобан Себастьен (1633–1707) — маршал Франции, военный инженер. , а Фор-Луи, прямо скажем, довольно-таки в стороне от Друзенгейма. Но почему бы и нет? Часом больше, часом меньше. Не все ли равно, где разговаривать?.. Молодежь хлебом не корми, дай потрепаться. Теодор зубоскалил в духе Жарри [105] Жарри Альфред (1873–1907) — автор сатирических произведений про короля Юбю. . Я сообщил ему, что Гёте, по словам Бетти, которым я нашел подтверждение в «Поэзии и правде», — книжка валялась у моих хозяев, смешно сказать, со школьных лет, наверное? — так вот, Гёте называл этот городок на французский лад. Для моего доктора, как он сам мне говорил, Гёте — что-то вроде папаши Юбо. «Надо быть последним кретином, чтобы на свой лад переиначивать всю географию, — добавил он менторским тоном, — при наших костюмах на этом балу-маскараде извлечение из сундука древних названий попахивает солдафонством, Пуанкаре [106] Пуанкаре Реймон (1860–1934) с 1913 г. президент Французской Республики. и «Милой Мадлон» [107] Любимая песня французских солдат во время первой мировой войны. . А если Людовик XIV стал Людвигом — да на здоровье. Заметьте, во времена Революции говорили «Фор-Вобан», а теперь, извольте, «Людвигсфесте». Но вот мы и пришли в… а собственно?.. да как скажете. — И Теодор, которого вместе с его стрелками определили в первые дни сюда на постой, объяснил мне: — Ты, верно, думаешь, что его так и не построили, этот городок? Построили, Людовик XIV, вернее, Вобан выстроил четко, все как по ниточке, так в Америке строят: квадрат, а внутри квадрата симметрично стоят одинаковые дома, включая, как выражается один местный житель, руины замка Гагенау в качестве украшения. Урбанизм — болезнь давняя. Но собор не казался таким уж великаном, я имею в виду тогда, на закате семнадцатого столетия, когда Его Величество мучился геморроем, — просто он был отлично укреплен, проект замечательный: тут тебе разом и крепость, и спасение души. Расположен он был на одном из островов Рейна, а то, что вы, господин лейтенант, видите теперь, отвоевано у воды; за годы, что протекли со времен Вобана, Фор-Луи обрел под собой твердую почву. В 1793 году войска прусского императора сильно попортили его пушечными ядрами, стреляя со своего берега Рейна. А когда на следующий год мы отвоевали его обратно (я имею в виду Сен-Жюста, Карно [108] Сен-Жюст Луи (1767–1794), Карно Лазар Никола (1733–1823) — организаторы военных побед революционной Франции. ), — нам было не до восстановительных работ… И потом тоже… Но вы своим опытным взглядом человека эпохи кубизма можете заметить не только сохранившийся собор-крепость, который я буду иметь честь вам показать, следуйте, пожалуйста, за своим гидом, но и клочок земли перед ним, расчерченный на квадраты дорожками — бывшими улицами Ле Корбюзье того времени. Дома же теперь, как вы видите или еще не видите, разбросаны поодаль и снабжены маленькими садиками. Если же вы хотите посмотреть на необыкновенное сооружение, то за собором, на равнине, которая прежде была Рейном, вы увидите насыпанную параллельно реке дамбу, а на верху ее — выкопанный канал. Бывший остров стал как бы польдером. А все, что оставила после себя река, канал и старицы, зовутся Модером, топью. И в сторону Страсбурга, и в сторону Гагенау. Вроде бы удобно, что одинаково. Но и запутаться легко. За дамбой посажены деревья во времена Людовика XIV. Чувствуется стиль, хоть Версаля в них ни на су. То есть, простите, ни на пфенниг».