Андрей Дугинец - Боевое задание

Кравцов, глубоко зарывшись в снег, вытянул шею и совсем подлез головой под елочку — того и гляди стряхнет с нее снег…

Наконец на дороге показалась блондинка в черной барашковой шапочке, в коротенькой юбке-клеш, в теплой фуфайке, похожей скорее на жилет. Девушка на длинной веревке тащила за собой салазки, в которых сидели петух и две утки. За салазками бежала девчонка-подросток. Этой лет четырнадцать, не больше.

Завидев разрумянившихся от мороза девушек, часовой заулыбался и громко запел что-то на словацкий мотив.

Девушка еще издали стала ему подпевать и даже приплясывать в спортивных ботиночках. Немец обрадовался ее отзывчивости и, подражая ей в танце, начал скользить по мосту в своих огромных подкованных сапогах.

Кравцов замер под елочкой, перестал чувствовать холод, его теперь бросило в жар, от которого снег, казалось, тает как от огня. Пальцы, сжимавшие винтовку, разгорелись докрасна. Он не сводил мушки с головы немца, к которому приближались партизанка Вожена и переодетый в женскую одежду Ежо.

Замер и Рудольф за пулеметом, направленным на двери будки.

Все, что было в руках партизан огнестрельного, — направлено на будку и часового на мосту. Даже если операция по взрыву моста сорвется, Вожена и Ежо должны быть спасены.

Каблучки девушки и ее «сестры» глухо заскрипели по утоптанному до блеска снегу на мосту.

Тимофей положил палец на спусковой крючок винтовки. Из-под шапки струился пот. Но вытереться нельзя. Шевельнешься — и сам себя выдашь!

Вот часовой в капустно-зеленой шинели берет за талию старшую девушку. Она кокетливо щелкает его пальцем по носу. Немец в ответ на это игриво смеется.

У Кравцова от этого смеха пальцы становятся влажными, а спусковой крючок словно накаляется.

Блондинка в черной шапочке снова позволила немцу себя обнять, словно соглашаясь потанцевать. Но тут же выскользнула и показала себе на ноги, потом на дверь в будку. Видно, хотела дать понять часовому, что у нее замерзли ноги и она не прочь бы погреться.

Солдат воровато посмотрел по долине в сторону казармы. На расчищенной асфальтовой дороге — ни души. Потом глянул туда, откуда пришла девушка, — тоже пусто. Он даже пробежал глазами по зарослям молодых елок и заглянул, как показалось Кравцову, в самое дуло его снайперской винтовки. И решительно направился к будке, подхватив девушку под руку и не обращая внимания на младшую, которая тоже потащилась следом, оставив салазки. Вот они вошли и захлопнули дверцу сторожевой будки, над которой поднимался густой сизый дымок.

На мосту остались только салазки с петухом и утками, которые вдруг почему-то беспокойно забарахтались, а селезень даже закрякал.

Сжимая ствол винтовки, Кравцов лихорадочно решал, что делать. Если через минуту Вожена и Ежо не выйдут из будки, надо прошмыгнуть через мост, влететь в будку и помочь друзьям.

Сорок одна. Сорок две… Сорок пять секунд…

Нет! Больше ждать нельзя. Они попались!

И Тимофей сперва полз по-пластунски, а потом кубарем скатился на дно ущелья к берегу речки.

Он знал, что сейчас командир отряда злится за самовольство. Но перед Кравцовым были теперь только мост и эта будка, в которой вот уже пять минут, да каких пять — целую вечность! — творится неизвестно что!

Это ему и всему отряду, напряженно ждавшему в засаде, показалось, что их посланцы находятся в будке очень долго. А те пробыли там ровно столько, сколько надо было, чтобы Ежо выхватил из-за пазухи пистолет и застрелил вошедшего с ним часового. А Вожена в это время выстрелом из своего пистолета убила отдыхавшего на топчане его сменщика.

Тимофей только подполз к мосту, как дверца будки распахнулась настежь и оттуда выскочили Вожена и Ежо. Схватив салазки, они исчезли под мостом.

Кравцов лежал за мостом и видел черную, блестевшую от солнца дорогу к казармам и дальше, к городу, дома которого белели вдали. Заглянув под мост, он увидел, как ловко и быстро Ежо пристраивал свои салазки под железобетонной опорой и даже не посматривал в лес, откуда в случае опасности ему должны подавать сигналы.

«Ежо, не бойся, я с тобой!» — так и рвалось с языка Тимофея, но он удержался, промолчав, чтоб не отрывать друга от работы.

Оставалось пристроить мину, когда в километре от моста, возле казармы, взвыла сирена и к стоящему на дороге автомобилю саранчой устремились немецкие солдаты.

— Ежо, я здесь! — нарочито весело сказал Кравцов. — Тебе полминуты хватит?

— Тишькоо! — обрадованно отозвался Ежо. — Ты тут, хорошо, успею!