Андрей Дугинец - Боевое задание

Разбудил его громкий возглас:

— Найденыш! Товарищ командир, это наш Коля!

Коля вздрогнул. Но, не открывая глаз, повернулся на другой бок, еще больше скрючился и засопел. Ему снилось, что он у партизан. Но спать ему больше не дали. Кто-то перевернул его на спину и начал снимать рубашку, приговаривая при этом:

— Закоченел. Совсем закоченел.

Коля вздрогнул, открыл глаза и сел, готовый бежать. Над ним на корточках сидел освещенный солнцем Моряк.

— Окоченел, ми-илый! — протянул он дрогнувшим голосом. — Давай-ка скорей растираться да переодеваться в сухое.

Коля еще мало что понимал, но ему стало хорошо и нестрашно — попал к своим. Как это случилось, сейчас не важно. Раз свои, пусть делают с ним что хотят. И он опять опрокинулся на спину, теперь уже на что-то сухое. А его терли, растирали, похлопывали добрые, заботливые руки.

— Спирту бы или хоть самогонки, чтобы разогреть, — слышал Коля.

— Да, а то, несмотря что июль, воспаление легких схватит мальчонка. Ну, как там у тебя, не кипит?

— Закипает, товарищ командир, — отвечает голос издали.

— Поднимай мальчонку, — сказал командир, — а я брошу ромашку в кипяток, согреем ему нутро.

Коля открыл глаза и сел. Ему тут же надели сухую рубашку, пиджак. Он встал и уже сам натянул чьи-то большие, но такие теплые и мягкие штаны. Не было ни ветра, ни дождя, ни холодного шершавого языка, так предательски его лизнувшего. Было солнце, были люди, свои, настоящие.

Партизаны. «Варяга» уже поняли, что каждый вечер со стороны Пинска в течение получаса строчит пулемет. Неясно было только, в честь чего ведется эта методическая стрельба. Или это какая-то учеба, или расстрелы пойманных за день людей, неугодных фашистам. А на третий вечер после исчезновения Коли часовой, дежуривший на берегу Припяти, сообщил командиру, что стрельба, начавшаяся, видимо, в городе, быстро нарастает, приближается по реке. Весь отряд по боевой тревоге вышел из сарая и расположился среди кустарника на возвышении, с которого далеко просматривалась водная гладь. Стрельба длинными очередями действительно приближалась. Но минут через двадцать прекратилась. И больше не возобновилась.

Как ни присматривались партизаны к ночной реке, ничего не было на ее поверхности такого, что помогло бы разгадать причину столь длительной стрельбы. И вдруг боец, находившийся в секрете у самой реки, заметил пустую лодку, плывущую по самой середине. Он доложил об этом командиру. На перехват лодки были посланы двое. Один, не уверенный, что лодка все же пустая, с берега держал ее на прицеле. А другой поплыл наперерез, готовый нырнуть с головой, как только заметит какую-то опасность. Но лодка оказалась действительно пустой.

Партизан забрался в нее и, обнаружив на дне шест, быстро подогнал ее к берегу.

Лодку вытащили и заметили, что верхняя доска левого борта прострочена пулеметной очередью. Нашли несколько пробоин и у самой ватерлинии, обозначавшейся когда-то краской, теперь уже почти начисто облупившейся. Прострелен был и жестяной набалдашничек на носу.

Напрашивался только один вывод: кто-то плыл в этой лодке, и его обстреляли.

Что с ним? Утонул, убитый? Взяли в плен? Или сумел уплыть?

На рассвете Моряк дотошно осмотрел простреленную лодку, приказал ее вытащить на берег, позабивать колышками пробоины и спрятать где-нибудь в камышах. А сам все никак не мог понять, что же произошло в лодке.

На лодке не обнаружено ни крови, ни каких-то других следов раненого. А при такой стрельбе не ранить человека не могло, даже если бы он лег на дно. Судя по этому, командир предполагал, что гребец нырнул с лодки еще до стрельбы по ней. И может быть, спасся. Если он местный житель, то, конечно, уплыл на правый, болотистый берег, где легче спрятаться.

Так поразмыслив, командир пришел к выводу, что надо пройти по всему берегу примерно до того места, где прекратилась вечерняя стрельба. Если же на этом берегу никого не обнаружат, перебраться на левый. Может, человек ранен, нуждается в помощи.

Взяв двух бойцов, Моряк отправился по берегу в сторону города. И вот они набрели на того, кого и не ожидали увидеть уже вообще.

Когда Колю отогрели ромашковым чаем и рассказали про лодку, тот вскочил от радости. По перечисленным приметам он узнал свою лодку.

Когда вернулись в лагерь, командир сразу же потребовал уложить мальчонку спать. Но тот запротестовал:

— Пока не расскажу все, что узнал, спать нельзя.

— О сестренке что-нибудь узнал? — участливо спросил Моряк.