Юрий Куранов: Пир на заре

Я люблю в рассказе «Голос ветра» чудесно верно отмеченную черту поздней осени: «В эти дни все оглядываются. Едет молоковоз, гремит бидонами, но вдруг остановит коней и долго вслушивается в лес придорожный: то ли падает лист, то ли ходит кто. Копают в поле картошку. Разогнутся вдруг, долго смотрят вдаль или в небо: никак журавли, да не видать чего-то». А в рассказе «Бабье лето» непременно остановишься на последнем абзаце, радуясь его неожиданности, внутренней улыбке и совершенной правде: там паук утром увидел свою полную росы паутину в лучах солнца, и «это было так удивительно, что сам паук изумленно припал к земле да так и глядел со стороны, пока не ушла роса».

Прямой переклички с Буниным, Пришвиным или Тургеневым нет ни в миниатюрах Куранова, ни в его стихотворениях в прозе, но, прочитав, например, небольшой рассказ «Утро во въездной дубовой аллее», внятно ощутишь, как спокойно и уверенно стоят эти две страницы среди других образцов русской прозаической миниатюры, как полно и уважительно продолжают они животворные традиции нашей классической прозы.

Но, конечно, влияла на писателя не одна эта традиция. Сам Куранов благодарно называет среди своих учителей и Шарля Бодлера, и — особенно! — японскую писательницу X века Сей-Сёнагён, чьи маленькие новеллы были просты и прекрасны, как рисунки старых китайских художников.

Часто в самих миниатюрах, особенно в последние годы, Куранов для того, чтобы рассказать о том или ином явлении жизни, обращается к именам живописцев или композиторов, упоминает какую-то картину или сочинение. Иногда он делает это с улыбкой, сравнивая, например, своего лукавого кота с Меццетеном — персонажем одного из холстов печально-изящного живописца Франции XVIII века Антуана Ватто, или говоря в другом месте, что этот кот был похож на «какого-то таинственного министра двора при грустной, но коварной королеве». Но чаще это нужно писателю, чтобы читатель скорее понял состояние, которое владело художником в час, когда он искал воплощения волновавшего его чувства. Иногда ведь вместо многих слов довольно напомнить какую-нибудь известную картину или музыкальную пьесу, чтобы все сразу наполнилось смыслом и верно отозвалось в читательском сердце. Это — в традиции русской литературы. И Тургенев и Бунин любили к месту вспомнить предшественников в соседних искусствах, выказывая тем самым уважение к уму и воображению читателя, а вместе с тем развивая в нем умение видеть внутренние связи внешне далеких явлений. К тому же творчество писателя, развиваясь, усложняется, и он словно исподволь готовит читателей к этому усложнению. Я тут имею в виду не нарочитую запутанность сочинения — настоящий писатель всегда ищет прежде всего простоты и доступности, — а то, что связи внутри природы и человеческих отношений делаются со временем сложнее, и писатель, пробуя соответственно выразить время, видит недостаточность прежних выразительных средств.

Между первыми и последними миниатюрами книги лежит половина жизни художника. За это время было много разного, но никогда писатель не брал в руки пера с неготовой, затемненной душой. Поэтому все здесь полно покоя и света, здорового любования жизнью, всеми ее проявлениями, как бы внешне незначительны они ни были. Это старый завет совестливой и доброжелательной русской культуры, утверждавшей устами Пришвина, что «сомнения, неудачи, несчастья, уродства — всё это переносится лично, скрывается и отмирает. А… находки, удачи, победы, красота, рождение человека — это все сбегается, как ручьи, и образует силу жизнеутверждения».

Каждому прохожему, каждой птице и ветке, утру и ночи, ветру и снегу, звездам и травам писатель весело говорит: «Здравствуйте и пойте!» — и верит, что эти привет и любовь поселятся в каждом читательском сердце.

Валентин Курбатов

Земля велика, но ходить по ней хочется осторожно: ведь никто не знает, какие стрелы какой новой жизни готовятся пробиться там, куда ты готовишься ступить.

Разве не этому научил меня сегодняшний дождь?

Я лежал в лесу на нежной моховой подстилке, положив затылок на мягкую, рыхлую землю между жилистыми корнями старого пня.

Внезапно в лесу почернело, ударил резкий ветер, налетела туча. Она сильно хлестнула по осинам и елям тяжелыми теплыми каплями. Я вскочил и бросился под широкую, густо обвешанную молодыми шишками ель.