Валентин Курицын - В зареве пожара

Фриц выразительно хлопнул рукой по правому карману.

— У меня есть оружие. Прощайте.

…После его ухода товарищи распределили роли на завтрашний день и, в свою очередь, простились с дядей Колей.

…Лорд и Ремнев пошли вместе.

…Снег скрипел под ногами.

На небе отражалось бледное зарево электрических фонарей, горящих в центре города…

Товарищи ускоряли шаги.

Было холодно и хотелось спать…

К вечеру, накануне того дня, в который предполагалась демонстрация, улицы города точно вымерли. Обыватели пугливо жались в своих квартирах. Опасались неожиданных обысков, арестов, чуть ли не погромов.

По городу циркулировали самые нелепые слухи. Серые мещанские низы глухо волновались.

На уличных перекрёстках, на толкучке, в грязных полутёмных пивных передавались из уст в уста сенсационные подробности о завтрашнем выступлении.

Фантазия народных масс бывает неистощима в тех случаях, когда дело касается событий, выходящих из рамок обыденной действительности.

Стоустая молва гуляла по городу.

Трудно было сказать, каким образом случилось, что слухи о демонстрации распространились с такой быстротой. Но факт был налицо. Везде говорили о предположенном выступлении.

Жители заречной слободы с лёгкой руки какого-то лавочника Луки Ивановича клятвенно уверяли друг друга, что завтра «студенты и жиды зажгут город с четырёх сторон».

Таинственным полушепотом о бомбах, будто бы спрятанных под папертью собора. Много было вздорного и глубоко невежественного в этих толках…

Часов в восемь утра Ремнев зашёл к Лорду.

Последний стоял в столовой и, торопливо прожёвывая бутерброд с сыром, спросил:

— Готовы листовки?

— Я принёс с собой полторы тысячи экземпляров. Остальное оттиснут к утру.

— Великолепно… Не хочешь ли закусить, Алексей?

— Спасибо, я сыт.

— Может быть, выпьешь рюмку коньяку? На улице очень холодно.

— Коньяку, пожалуй, выпью, давай.

— Хороший, брат, коньяк — мартелевский. Как огонь по жилам разольётся, — авторитетным тоном заявил Лорд, наполняя рюмки.

Они выпили.

— Садись пока. Кури, — обратился к товарищу Лорд. — Сегодня мне не удалось пообедать, — пояснил он, отрезая ломтик ветчины. — Весь день был занят. Ни минутки свободной не было. Нужно подкрепить силы.

— Хорошо. Я подожду.

— Что слышно в городе?

Алексей Петрович пожал плечами. В его добрых близоруких глазах мелькнули искорки невольного раздражения.

— Лучше и не спрашивай. Говорить тошно.

— Фантазирует публика?

— Даже чересчур.

Лорд рассеянным жестом правил манжеты.

— Скверно. Можно с уверенностью сказать, что завтра мы потерпим фиаско. Лично моё мнение такое: следовало бы отложить всю эту затею на неопределённое время. Власти теперь настороже. Девяносто девять шансов за то, что нас заберут прежде, чем мы успеем распустить знамёна.

Лорд желчно улыбнулся и продолжал:

— Кстати о знамёнах. Ты не поверишь, какого мне стоило труда уговорить главарей эсеров принять участие в демонстрации под флагом социал-демократии. Им хотелось идти непременно под своим знаменем. Тупоголовые, узкие доктринёры. Насилу урезонил.

Ремнев сочувственно покачал головой.

— Да, такая несолидарность наводит на грустные размышления.

— Ну, я кончил… Сейчас буду к твоим услугам. Вот только папирос захвачу.

Лорд пошёл в свой кабинет и через несколько минут вернулся, уже готовый к экспедиции.

Он изменил свой обычный костюм. Надел длинные охотничьи сапоги, романовский дублёный полушубок и шапку с наушниками.

Опять подошёл к буфету и выпил ещё рюмку.

— За успех завтрашнего дня! Ну-с, идём. «Заговорщики завернулись в длинные плащи и скрылись через потайную дверь», — шутливо закончил Лорд.

У него была оригинальная манера вплетать в свою речь цитаты из разных бульварных романов, которыми он в ранней юности зачитывался.

Они взяли извозчика.

Ночь была морозная, ясная. Весело скрипели полозья санок. Гудели заиндевевшие телефонные проволоки.

Вверху над белыми крышами домов угрюмо чернело ночное небо. Вспыхивали и роились звёздочки…

— Да… морозит, — повёл плечами Ремнев.

— Пальто-то у тебя, брат, на щучьем меху.

— Пешком пойдём — согреемся.

— Можно бы и отпустить извозчика, теперь уже недалеко осталось.

— А вот до угла доедем.

Они рассчитались с извозчиком и пошли по узенькому обледенелому тротуару.

Улица была глухая, слабо освещённая редкими фонарями. Тянулись длинные заборы, темнели рощи.