Калле Каспер - Чудо - Роман с медициной

В аэропорт я все равно добрался с большим запасом времени и, чтобы его скоротать, опять попробовал войти в Интернет, однако для этого было необходимо досмотреть до конца какой-то рекламный ролик, на что у меня не хватило терпения или, вернее, меня опять взбесила привычка барселонцев все связывать с деньгами, когда мы с Рипсик ездили по Кастилии, в Толедо, Саламанку и Мадрид, мы такого не замечали, у кастильцев как будто сохранилось что-то от идальго, какое-то чувство чести, понимание того, что мир не может опираться лишь на деньги или, вернее, что на деньги он вообще не может опереться, деньги мягкие и ничего на себе не удержат, и если мир до сих пор не провалился в пропасть, то только потому, что кроме денег существует еще что-то. Впрочем, впечатление, что кастильцы отличаются от каталонцев, могло быть ошибочным, наша поездка была короткой, меньше двух недель, народ за это время не узнаешь, а капитализм — он везде одинаков.

Какое-то время я просто гулял по залу ожидания, а когда самолет из Москвы приземлился, пошел к двери, через которую выпускали пассажиров. Она то съезжалась, то разъезжалась, словно выплевывая очередного прибывшего, появился араб с женой, он вальяжно шел впереди, она за ним толкала тележку, набитую чемоданами, Рипсик, увидев такое, наверняка обронила бы что-нибудь ироничное, например какая мусульманину разница, что вол, что женщина, это все для них домашние животные, а я, возможно, добавил бы, что и европейцы уже отнюдь не рыцари, как прежде, так мы перебрасывались с ней постоянно, теперь это в прошлом. Гаяне все не было, и в какой-то момент я стал представлять, что открывается дверь и выходит Рипсик, несмотря на сезон, в том полосатом свитере, сочетающем черное с цветами электрик и морской волны, который был на ней, когда мы регистрировали наш брак, мы весь октябрь искали по Еревану, что ей надеть, обошли все комиссионки, было ведь еще советское время, и не просто советское время, а его финал, в обычных магазинах царила пустота, и вот мы нашли этот свитер, он нам обоим понравился, Рипсик нередко носила его и потом, например в нашу первую поездку в Рим, да и в этом году надела пару раз, свитер совсем не истрепался, Рипсик тщательно берегла одежду, она у нее была всегда чистая и аккуратно сложенная, а моль она и близко к гардеробу не подпускала, регулярно брызгая «Капо», что меня веселило, потому что это средство имело то же название, что и эстонская политическая полиция. Потом я ее представил в зеленом, в начале независимости в Таллине продавали яркую португальскую одежду, Рипсик в ней замечательно выглядела, мы купили ей целый комплект в зеленых тонах, легкий свитер, жакет и юбку, она носила их несколько лет, жакет дольше остального, а когда выходить в нем стало уже нельзя, надевала дома, по-моему, он и сейчас остался на стуле у компьютера. Ох… она появилась из раздвижной двери в блестящем бордовом вечернем платье, такие как-то продавались в «Сеппала» с большой скидкой, Гаяне как раз гостила у нас, и я подарил им обеим по платью, Гаяне черное, Рипсик бордовое, и вдобавок пышное боа из перьев того же цвета, которое можно было накинуть на плечи, платье оставляло их открытыми и очень шло Рипсик, потому что плечи у нее были женственные, покатые, изумительно красивые.

Одежды было еще много, особенно приобретенной в последние годы, был период, когда покупать вообще было нечего, все только черное и серое, а потом появились в продаже блузки наших эстонских фирм, яркие, с интересным рисунком, Рипсик всегда говорила, что у эстонцев или, вернее, у эстонок, хороший вкус, и во время скидок мы пополняли этими блузками ее гардероб, потому что Рипсик была женщиной в полном смысле слова, ее подруги рассказывали мне, как на защите диссертации, спустившись после выступления в зал, она первым делом у них спросила: «А нос у меня не блестел?» Это может показаться смехотворным, кандидат наук, и столько внимания своей внешности, но те же подруги рассказали мне и про то, как Рипсик, делая доклад, никогда не читала его по бумажке и даже не пользовалась заметками, ей этого не требовалось. В институте у них был преподаватель анатомии, постоянно повторявший, что этот предмет на «отлично» знает только Господь Бог, он, преподаватель, знает на «хорошо», а студент больше чем на «тройку» знать не может, так вот, после ответа Рипсик он вышел в коридор, ошеломленный, и признался: «Она знает анатомию лучше меня!..» Но, несмотря на образованность, Рипсик не стеснялась своей слабости ни к одежде, ни к обуви, особенно к обуви, ее у нее было великое множество на каждый сезон, она никогда не носила долго одни и те же туфли, утверждая, что, если их часто менять, они дольше продержатся, и она знала, что говорит, она была внучкой сапожника, наверняка дед научил ее тому, как ухаживать за обувью, Рипсик немало времени проводила в прихожей, вытирая и начищая туфли и ботинки, в том числе и мои, и сейчас я стыдился этого, я ведь мог и сам это делать, но ленился; правда, из-за радикулита мне было трудно наклоняться…