Джеймс Болдуин - Комната Джованни. Если Бийл-стрит могла бы заговорить

– Знаю я тут одно местечко, – сказал он шоферу, – très bon marché [30] Очень дешевое ( фр .). , – и рассказал, как туда подъехать. Оказалось, что шофер сам часто там бывал.

– И где оно? – нетерпеливо спросил Жак. – Я думал, мы едем в… – И он назвал другое место.

– Вы шутите? – презрительно заметил Джованни. – Это заведение очень плохое и очень дорогое. Подходит только для туристов. А мы не туристы, – прибавил он и повернулся ко мне: – Приехав впервые в Париж, я сначала работал на рынке, довольно долго работал. Nom de Dieu, quel boulot! [31] Ну и работенка, черт побери! ( фр .) Нет уж, больше туда ни ногой. – Он смотрел на улицы за окном с грустью, которая не становилась менее искренней из-за легкой театральности и самоиронии.

Из угла послышался голос Гийома:

– Расскажи, кто вызволил тебя оттуда.

– Конечно, – сказал Джованни. – Вот мой спаситель, мой хозяин. – Немного помолчав, он поинтересовался: – А вы не раскаиваетесь, что взяли меня? Вреда от меня нет? Вы довольны моей работой?

– Mais oui [32] Ну, конечно ( фр .). , – сказал Гийом.

– Bien sûr [33] Разумеется ( фр .). , – вздохнул Джованни и опять стал, посвистывая, смотреть в окно. Такси остановилось на углу. Место было на удивление чистым.

– Ici [34] Здесь ( фр .). , – сказал шофер.

– Ici, – подтвердил Джованни.

Я полез за бумажником, но Джованни перехватил мою руку и сердитым движением бровей дал мне понять, что эти грязные старики должны хотя бы расплачиваться. Открыв дверцу, он ступил на тротуар. Гийом даже не пытался достать бумажник, и за такси заплатил Жак.

– Ну и ну! – произнес Гийом, глядя на дверь кафе. – Похоже, тут можно подцепить заразу. Ты что, хочешь нас отравить?

– Никто не заставляет вас есть на улице, – сказал Джованни. – И вообще, у вас больше шансов отравиться в тех шикарных заведениях, куда вы обычно ходите, где снаружи все чисто, mais, mon Dieu, les fesse! – и он ухмыльнулся. – Fais-moi confiance [35] Но что у них сзади!.. Можете мне поверить! ( фр .) . И с чего бы мне вас травить? Тогда я лишусь работы, а я только сейчас понял, что хочу жить.

Гийом и улыбающийся Джованни обменялись взглядом, который я не смог бы понять при всем желании, а Жак, подталкивая нас перед собой, словно маленьких детей, заметил с ухмылкой: «Давайте не будем стоять здесь и мерзнуть. Не надо спорить – не сможем поесть, выпьем. Спиртное убивает микробов».

Гийом неожиданно просветлел лицом – была у него удивительная черта внезапно преображаться. Словно при нем всегда был наполненный шприц, который в тягостные моменты автоматически впрыскивал ему витамины.

– Il y a les jeunes dedans [36] А там и молодые есть ( фр .). , – сказал он, и мы вошли внутрь.

В кафе за оцинкованной стойкой действительно сидели молодые парни и потягивали красное и белое вино. Впрочем, там были и немолодые люди. Рябой юноша и потасканная девица играли у окна в пинбол. В глубине зала нескольких посетителей за столиками обслуживал на редкость опрятный официант. В полумраке, на фоне грязных стен и посыпанного опилками пола его куртка сверкала белизной. За столиками просматривалась кухня, где тяжело, словно перегруженный грузовик, переваливался тучный и мрачный повар в высоком белом колпаке и с потухшей сигарой в зубах.

За стойкой восседала одна из тех неподражаемых и решительных дам, которые встречаются только в Париже – зато в большом количестве. В любом другом месте они были бы неуместны, как русалки на вершине горы. Но в Париже их можно видеть почти за каждой стойкой, они расположились там, как наседки на гнездах, и внимательно следят за кассой, словно та снабжает их яйцами. Ничто не укроется от их глаз, ничто не может удивить – разве только во сне. Но снов они уже давно не видят. Эти дамы не бывают ни злыми, ни добрыми, но у них есть своя особенность: они знают все о каждом, кто оказывается на их территории. Некоторые из них седые, другие – нет, одни толстые, другие худые, одни уже бабушки, другие засиделись в девках, однако у всех безучастный, но цепкий, все отмечающий взгляд. Трудно поверить, что когда-то они просили материнскую грудь или любовались солнышком; кажется, в этот мир они пришли только ради денег – взгляд у них беспомощно шарит по сторонам и успокаивается, только остановившись на кассе.

Наша дама была темноволосой с проседью и, судя по лицу, уроженка Англии. Она знала Джованни, как и почти все остальные у стойки, он ей нравился, и она по-своему бурно приветствовала его. Прижав Джованни к огромной груди, она заговорила низким голосом.