Джеймс Болдуин - Комната Джованни. Если Бийл-стрит могла бы заговорить

– Прошу прощения, сеньора, но мне некогда. Я не знаю никакой миссис Роджерс. Может, вон в тех домах?.. – Она слабо улыбается и переводит взгляд на открытое окно. – Но у нас здесь столько народу! Вам долго придется искать.

Она хмуро смотрит на Шерон. Шерон выпрямляется, и вот они смотрят друг другу в глаза – теперь каждая прикована к другой взглядом.

– У меня есть ваша фотография, – говорит Шерон.

Женщина молчит и старается показать, что ей смешно это слышать.

Шерон достает фотографию из сумки и держит ее в поднятой руке. Женщина идет к двери. Когда она подходит уже близко, Шерон отталкивает ее и входит в комнату.

– Сеньора!.. Я же сказала вам, что мне некогда. – Она оглядывает Шерон с головы до ног. – Я не североамериканская леди.

– Я тоже не леди. Я миссис Риверс.

– А я миссис Санчес. Что вам от меня нужно? Я вас не знаю.

– Я знаю, что вы меня не знаете. Может, даже никогда обо мне не слышали.

Что-то меняется в лице женщины, она поджимает губы, нащупывает в кармане халата сигареты, вызывающе пускает дым Шерон в лицо. И все же: «Хотите закурить, сеньора?» – и протягивает ей пачку.

В глазах женщины мольба, Шерон дрожащей рукой берет сигарету, женщина дает ей прикурить. И кладет пачку обратно в карман.

– Я знаю, что вы меня не знаете. Но вам, должно быть, говорили обо мне.

Женщина бросает быстрый взгляд на фотографию в руке Шерон, смотрит на Шерон и молчит.

– Вчера вечером я виделась с Пьетро.

– Ах! Значит, это он дал вам мою фотографию?

Ей хотелось, чтобы эти слова прозвучали насмешливо, но не получилось. И все-таки ее вызывающий взгляд словно говорит; на свете столько всяких Пьетро!

– Нет. Мне дал ее адвокат Алонсо Ханта – того Ханта, которого вы обвиняете в изнасиловании.

– Не понимаю, о чем вы говорите!

– А по-моему, понимаете.

– Слушайте! Я против вас ничего не имею. Но, будьте добры, уйдите отсюда.

Она дрожит, того и гляди расплачется. Стискивает свои смуглые руки, прижимает их к груди, будто удерживаясь, чтобы не дотронуться до Шерон.

– Я хочу выручить человека из тюрьмы и за этим приехала сюда. Этот человек – будущий муж моей дочери. И он вас не насиловал.

Она вынимает из сумки фотографию, где я и Фонни.

– Вот посмотрите.

Женщина снова отворачивается от нее, садится на незастеленную кровать и смотрит в окно.

Шерон подходит к ней.

– Ну, поглядите! Прошу вас! Эта девушка – моя дочь. Рядом с ней Алонсо Хант. Это он вас насиловал?

Женщина не желает смотреть ни на фотографию, ни на Шерон.

– Это он изнасиловал вас?

– Одно только могу сказать вам, леди, вас никто никогда не насиловал.

Она бросает мгновенный взгляд сначала на фотографию, потом на Шерон.

– Да, похож. Только тот не смеялся.

Проходит минута, и Шерон говорит:

– Можно я сяду?

Женщина молчит и только вздыхает и складывает руки на коленях. Шерон садится на кровать рядом с ней.

В доме звучат тысячи две радиоприемников, и все они передают одно: Би Би Кинга. Шерон не может сказать точно, что именно он поет, но она узнает ритм песни. Громче, настойчивее, жалобнее эта песня еще никогда не звучала. Не звучала так решительно, с такой угрозой. Ее ритм рождает отклик в человеческих голосах, его подхватывает море, то море, что блещет и блещет за пределом мусорных куч фавелы.

Шерон сидит и слушает, слушает музыку, как никогда еще не слушала. Лицо женщины повернуто к окну. Шерон думает: что она там слышит, что она видит? Может, ей ничего и не видно и не слышно? Сидит, и в лице – упрямая, неподвижная беспомощность, худые руки безвольно брошены между колен, точно ей не раз уже случалось попадать в капканы.

Шерон смотрит на худую спину этой женщины, ее курчавые и темные у корней волосы начинают подсыхать. Ритм песни становится все напряженнее, слушать это почти невыносимо, ритм звучит в голове у Шерон, она чувствует, что вот-вот лишится рассудка.

Шерон того и гляди заплачет, сама не зная почему. Она встает с кровати и идет на звуки этой музыки. Смотрит на детей, переводит взгляд на море. Вон там подальше арка вроде той, что привела ее сюда. Она отворачивается от окна и смотрит на женщину. Та сидит, уставившись себе под ноги.

– Вы здесь и родились? – спрашивает ее Шерон.

– Слушайте, леди! Прежде чем вы еще чего-нибудь наговорите, позвольте мне сказать вам, что вы ничего от меня не добьетесь. Я здесь не одна, я не беспомощная, имейте в виду, у меня есть друзья!

И она бросает на Шерон яростный, неуверенный, затравленный взгляд. Но не двигается с места.