Николай Фробениус - Застенчивый порнограф

— Какие? — нетерпеливо спросил Тобиас.

— Пауль Аутербридж Младший, Стейчен и… да, Коллар, Мэн Рэй, француз Рене Зубер, — выпалил Филипп, потом резко замолчал и хмыкнул, — многие, многие…

Их окликнула Эва. Филипп улыбнулся:

— Надо идти.

— Черт бы ее побрал… — буркнул себе под нос Тобиас.

На книжной полке он нашел много фотоальбомов. Однажды, вернувшись из школы, он стал их листать. Там были свадебные фотографии Эвы и Филиппа. А вот они в отпуске в доме на берегу. Вот Эва в лесу, лежит на земле между толстыми корнями и притворяется спящей. Филипп бежит по пшеничному полю. Эва стоит, лукаво прищурясь, на голове у нее колпак рождественского гнома. Маленькая Луси, карапуз в красном комбинезончике, санки, медвежонок, белый шарик, поднявшийся в воздух между высокими деревьями. В конце альбома он нашел конверт, в котором были фотографии больной Луси. Четырехлетняя Луси лежала на кровати, одна нога у нее в гипсе. На снимке она храбро улыбается фотографу.

Когда пришла Эва, он показал ей фотографию и спросил, что случилось с Луси. Лицо Эвы застыло, она вырвала фотографию из рук Тобиаса и ушла в свою спальню. Чуть позже она сказала, что Луси попала под машину. Вот и все. У нее была сломана нога.

Он уставился на нее и понял, что она врет, — она покраснела и явно разозлилась.

— Ты рассердилась? — спросил он.

Казалось, она вот-вот расплачется. Она посмотрела на него, не зная, что ответить. Потом улыбнулась и подошла к платяному шкафу. Постояла несколько минут перед открытыми дверцами. А когда повернулась к нему, было видно, что она совладала с собой.

— Это правда, — сказала она, — Луси сломала ногу.

Тобиас промолчал.

Вечером, лежа в постели, он продолжал думать о снимке, на котором маленькая девочка с загипсованной ногой храбро улыбается фотографу.

На выходных они оставались дома одни, и Луси хотела, чтобы они сидели у нее в комнате. Но Тобиас отказался. Он уткнулся в книгу об истории фотографии. Луси просила его рассказать еще что-нибудь. Но он ответил, что не знает больше никаких историй. Во всяком случае, правдивых.

Милая Сара.

Я продолжаю писать тебе. Слова на бумаге, на которую ты смотришь, вздыхают, стонут и радуются. Я думаю о том, что эти слова ты, быть может, никогда не прочтешь. Но им это все равно. Они лежат на странице, ворчат и ждут своих еще не родившихся слов-братьев и слов-сестер. Время от времени я закрываю глаза и воображаю, что ты стоишь передо мной. Ты немного выросла, и волосы у тебя стали длиннее. А в остальном ты почти не изменилась. Мои слова сыплются на тебя, цепляются за платье, щекочут пятки, гладят по ногам.

Семья Йонсен начинает мне надоедать. Эва и Луси — злюки. Они мне никогда не нравились. Они обращаются со мной так, будто я никто и звать никак, уверен, они плохо говорят обо мне за моей спиной. В этой семье только Филипп о’кей. Во всяком случае, он кое-что умеет.

Сегодня вечером я сидел за компьютером, порылся в спецжурнале полиции. Просмотрел все номера за пять лет. В одном из них были данные обо всем составе. Я сидел и смотрел на лица полицейских. Все время ждал, что вынырнет лицо Петера Фема. Но его там не было. Я его не нашел. Когда я стал смотреть на их лица, то был уверен, что увижу его рыло. Шаря глазами по сайту, я дрожал. Теперь больше не дрожу, только глаза болят и голова тяжелая. Я звонил во все полицейские участки острова, в компьютерную службу полиции и службу охраны, в полицейскую школу, в полицейский пенсионный союз и полицейское общество любителей лошадей. Звонил я также в Визуальное министерство и объединение дизайнеров и фотографов. Я подумал, что, может, он и не был полицейским. Человека, который называл себя Петером Фемом, в полиции нет. Он никогда не учился в полицейской школе. Ни в одном полицейском участке нет никого с таким именем. Он не является членом какого-нибудь общества. Его никто не знает. Я пытался изменить голос, говорить серьезно, как взрослый, когда разговаривал с секретаршами, телефонистами и дежурными. Меня спрашивали, почему я разыскиваю его, и я тут же выдумывал подходящее объяснение. Дежурные разговаривали со мной, как со взрослым. Когда я вешал трубку, то чувствовал, что могу делать то, что хочу, и прикидываться кем угодно. Только все было бесполезно. Петер Фем исчез. И никто из местных полицейских не сотрудничал с полицией Одера.

Я знал, что они врут.

Я пытался не думать об этом.

С приветом, С.

Привет, Сара.