Николай Фробениус - Застенчивый порнограф

Я решил задать всем жару. Буду морочить им голову, тогда они отвяжутся. Они пялятся на меня, и их взгляды обжигают кожу. Приходится врать и прикидываться, чтобы они не прожгли мне зенками кожу до дыр. Риебер все время приторно улыбается, кажется, что он вот-вот протянет к нам большущие руки и станет нас тискать. Похоже, он еще тот тип. На уроках литературы он читает нам Гамсуна. А после болтает про «Викторию» и «Пана».

— Давайте поговорим о том, как Гамсун описывает природу, — сказал он.

Он открыл книгу и стал читать. Сначала медленно, ужасно печально, потом громко, взволнованно. Глаза его заблестели.

Он читал про капитана Глана, про охотничью собаку Эзопа, про вечный день северной природы. Про общество в Сприлунде у доктора Макка и про его прекрасную дочку Эдварду.

Он почитал немного, потом начал болтать:

— Разумеется, Гамсун — эротический писатель. То, как он описывает богатую природу, море и свет, способствует созданию эротического настроения. Глан — одновременно человек природы и культуры. В его образе мы видим противоречие между естественным и искусственным. Он любит общество, любит танцевать, но больше всего ему нравится проводить время с Эзопом в лесу или с пылкой простушкой Эвой.

Знаешь, Сара, мне захотелось сморозить какую-нибудь глупость. Я поднял руку.

Риебер улыбнулся:

— Слушаю тебя, Тобиас.

— Мне просто интересно. Не казалось ли Глану, что Эва глуповата?

Риебер помедлил немного и улыбнулся:

— Может быть. Пожалуй, ты прав. Хорошее замечание.

— Но, господин учитель, почему же тогда ему нравится Эва, если он считает ее глупой?

Улыбка на круглом лице Риебера застыла.

— Глан — похотливый человек без предрассудков, он любит все естественное, не правда ли, Тобиас?

Я не унимался:

— А не кажется ли вам, что ему хотелось спать с Эвой именно потому, что она глупа?

Я никак не мог остановиться. Мне нравилось заводить его.

Риебер начал злиться. Он закусил губу.

— Давайте продолжим…

— Но, господин учитель…

— Тобиас…

— Мне просто интересно. Если он перепихивается с Эвой, зная, что она глупа, значит, он от этого получает удовольствие. Я хочу сказать, что ему, может быть, и нравятся идиотки? Как вы считаете? Не кажется ли вам, что он эгоист? Скорее всего он на самом деле ненавидит слабых и глупых женщин?

Я отвел глаза от жирных пальцев Риебера и стал смотреть на парты и спины учеников. Потом взглянул на плечи и шею учителя. Под конец я уставился на потное лицо Риебера и беззвучно засмеялся. Риебер скорчил гримасу, и его голос сорвался на визг. Нос вытянулся вперед, глаза сузились и запали в череп, весь облик его изменился. Он заблеял как коза, но это длилось лишь секунду, потом наступила тишина. И вдруг весь класс заржал. Риебер покраснел и уткнулся носом в книжку.

Я рассказал Луси, как Риебер блеял, но она сказала, что это вовсе не смешно. Правда, мне на это наплевать, думает, она умнее всех. Она любит зверей и природу. Говорит, что, когда вырастет, будет жить за городом. По вечерам она смотрит фильмы об аризонской пустыне, о жизни змей или о психологии собак. Поэтому ей нравится Риебер и его уроки. А мне это ни к чему. Животные меня не очень-то интересуют. Я скоро уеду далеко от этой дерьмовой школы, от семьи Йонсен, от Луси и ее книжек. Скоро увидимся, с приветом,

Охотник.

Они стоят рядом и смотрят на снимки. В окна чердака струится неяркий свет. Наступило утро. Филипп встает рано. Тобиаса разбудили звуки в ванной — струи воды, барабанящие по спине Филиппа, оперная ария, которую он фальшиво напевает, бреясь. Ммм… Тобиасу не хотелось вставать. Сон притягивал его магнитом, заставлял лежать между одеялом и простыней. Но, наконец, сон слетел с него. Он беспокойно поежился и решил, что ему надо посмотреть кое-что в фотоателье. Он натянул брюки и вышел из комнаты с футболкой в руке.

Филипп медленно вынул фотографию из ванночки. Он нагнулся, что-то напевая и причмокивая губами. На снимке крупным планом красовался пупок. Филипп стал распространяться о том, как он красив.

— Он похож на раковину, мистерию жизни, — сказал он, — это маленькая частица, магия органической формы.

Они вышли из темной комнаты после «утренней смены». Филипп сварил кофе-эспрессо и рассказал Тобиасу, как однажды они с Эвой ездили в гости к друзьям в Г.

— Мне надоели будки и шлем, кофе, пыльные окна… — сказал Филипп и стал рассказывать о путешествии на поезде.

— Это было сногсшибательное путешествие, Тобиас, поверь мне, невероятное, — он улыбнулся, — сказочное. Когда-нибудь мы отправимся куда-нибудь на поезде вдвоем с тобой, только ты и я.