Николай Фробениус - Застенчивый порнограф

Ученики засмеялись.

Тобиас слушал Катрине Лю, но не верил ни единому слову. «Чепуха, — думал он, — это просто сказка, в ней нет ни грамма правды, одно вранье». Тобиас был уверен, что не было никакого Конрада Веймана, а если даже и был, то все, что он рассказывал, тоже вранье. Невозможно писать рассказы, которые никто не в силах запомнить.

Он подумал об этом и забыл, о чем думал. Ученикам позволили осмотреть экспозицию музея. Тобиас прочитал рассказ Конрада про женщину, которая вошла в какой-то дом, погладила сидящего на столе кота и увидела кого-то в зеркале. Тобиас перечитал рассказ про женщину, кота и зеркало много раз подряд, но когда он вышел из музея, то помнил лишь шевелящуюся в зеркале руку.

По дороге назад в Сандму Тобиас уснул. Он проснулся, вздрогнув всем телом, и в замешательстве уставился на окна Реабилитационного центра. Рядом стояли те две девчонки и корчили рожи. Он привстал и почувствовал, что его брюки плотно обтянули тело. Он взглянул на живот и ляжки. Брюки прямо-таки прилипли к коже, и он был вынужден снова сесть.

У него закружилась голова, он закрыл глаза, лицо горело.

На ужин был суп с брокколи. В тарелке плавали кусочки овощей. Тобиасу не хотелось есть. Он смотрел в окно на сторожа у парковки, который стоял, прислонясь к стеклу машины. Тобиас поднялся и вышел в коридор, прокрался мимо конторки сторожа и открыл дверь. Сторож опять забыл запереть дверь. На столике у стены стоял телефон. Тобиас подошел к нему, посмотрел на кнопки, снял трубку и набрал код Одера, который узнал накануне по справочнику. Он набрал номер Сары. Прислушиваясь, он напряженно смотрел на аппарат. На линии что-то потрескивало. Он стоял на носках, наполнив воздухом легкие. Послышался гудок. Кнопки на телефоне были белые и черные. Он попробовал смотреть на цифры, составляющие номер телефона Сары, на одну за другой. Сколько времени потребуется, чтобы молниеносно разобраться в них, переводя взгляд с одной цифры на другую? Две минуты? Десять? Что сказать ей, если она дома?

— Алло.

— Это Ян, из школы.

— Кто?

— Ян из школы.

— Сара еще больна.

Он стоял, прислушиваясь к голосу матери Сары. Что там еще за звуки? Работает пылесос или ревет проезжающая по улице машина? Может, у них открыты окна? Может, генеральная уборка? Мать Сары вечно что-то моет и стирает.

— Что?

— Она все еще больна.

— Что?

Он хотел спросить, не простудилась ли Сара, не грипп ли у нее. Может, у нее ангина или болят уши. Ему хотелось сказать, что он тоже болен. Что у него воспаление глаз или несварение желудка и тошнота. Нет, нужно придумать какую-то серьезную болезнь, может, даже смертельную. Он открыл рот, но тут щелкнул рычаг, мать Сары положила трубку. Телефонный гудок отозвался болью в ухе.

Ночью он проснулся оттого, что у него было ужасно сухо во рту. Язык приклеился к нёбу, а зубы казались каменными. Он нагнулся над умывальником и стал пить воду. Выпил столько, что живот надулся, как воздушный шар. Он снова лег в постель, но заснуть не мог, думая о том, о чем не хотел думать. Только начинал засыпать, как перед ним возникало лицо Петера Фема. Он стоял перед камерой в своем ателье в Одере. На нем был темный костюм, начищенные ботинки блестели. В руке он держал птичье перо. На полу перед ним лежала Сара. Фем нагнулся над голым телом девушки и стал щекотать ее ноги и живот. Сара хихикала и увертывалась от перышка. На глазах у нее была повязка. Она не знала, кто ее щекочет длинным пером, и вертела задом. Потом Фем стал фотографировать ее обнаженное тело. Симон почувствовал жжение в ляжках, словно их нагрело солнцем, и сунул руку между ног: кожа была горячая.

Он поднялся с постели, подошел к умывальнику и ополоснулся холодной водой.

Привет, Сара.

Надеюсь, что ты здорова, что не болеешь. Я немножко прихворнул, но уже поправился. Теперь я в порядке. А ты? Как там выглядит все в твоей комнате? А в нашем доме на болоте? Остался ли Одер таким, как был? Не изменилось ли наше болото? Полно ли по-прежнему звезд на небе? Есть ли у тебя новая звездная карта? Купила ли тебе мама новый телескоп на день рождения? Получила ли ты его? Увидела ли какие-нибудь новые созвездия? Звездную туманность? Черную дыру? Что нового ты узнала?

Я редко думаю о Вселенной. Думаю о многом другом. К счастью, я скоро вернусь. Осталось недолго ждать.

Во время болезни я смотрел в окно и видел на небе твое лицо. Один раз я увидел твое лицо на голубом небе над Одером. А сегодня видел его снова. Это было лицо без губ, без ушей, без глаз. Но я был уверен, что это твое лицо. Я узнал твои брови, твои волосы. Волосы падали на голые плечи. Это лицо было твое и не твое. Небо над Одером — экран снов, которых никто не видел.