Николай Фробениус: Застенчивый порнограф

Все было потеряно. Он проиграл.

Сара хитро улыбнулась и закрыла глаз. По ее лицу скользнула тень.

— Please…

Он знал, что теперь она откроет ему свою тайну. Не открывая глаз, она протянула ему открытку. Он выхватил ее из рук и перевернул.

Симон не понимал, почему ее так интересуют картинки. Каждый день Сара доставала новую открытку или фотографию из коллекции своего дяди. У него была тысяча фотографий одной и той же женщины. Из-за этой коллекции они однажды чуть было не подожгли дядину комнату в отместку за то, что тот дал Саре оплеуху и она отлетела в другой конец комнаты. Это были довольно ценные снимки, сделанные в 1945 году. «Саре нравится воровать у дяди Себастиана, — подумал Симон, — ей нравится воровать фотографии и открытки, потому что Себастиан так дорожит ими». Он посмотрел на открытку.

Снимок был сделан в 1953 году во время съемок фильма «How to Marry a Millionaire» [1] «Как выйти замуж за миллионера» (англ.). . На Мэрилин была ослепительно белая блузка, расстегнутая на груди. Казалось, от улыбки ее лицо вот-вот взорвется. Наверное, оттого, что глаза у нее такие темные. Симон уставился на ее родинку, на лоб и локоны. Кто-то написал, будто она не умерла, а живет в другой стране и теперь уже состарилась, стала жалкой, глухой и полупомешанной.

— Красивая?!

Взгляд Сары скользнул по его лицу, словно теплая рука. Он кивнул. Сара надела очки, висевшие на шнурке у нее на шее, и через плечо Симона снова уставилась на открытку. У нее изо рта пахло яблоками, а за стеклами очков глаза блестели, как стеклянные шарики. Казалось, она хочет увидеть что-то особенное в том снимке. Сара положила руку ему на плечо. Yes. Им нравилось смотреть на Мэрилин Монро, на ее родинки, кремовую кожу, на локоны, нимбом окружающие лицо.

— Ее глаза сияют, — сказала Сара и послала ей воздушный поцелуй.

Симону захотелось наклониться и погладить лицо Сары, прикоснуться к красивым губам, но он, разумеется, знал, что не посмеет этого сделать, не посмеет никогда. Он лишь улыбнулся ей, это все, на что он мог решиться, но она в этот момент запихивала открытку в карман и не заметила его улыбки.

Они прошли через подъезд, в котором пахло потным и тяжелым сном. На улице залитая светом мостовая выглядела белой. Они остановились и, задрав головы, посмотрели вверх. Симону казалось, что свет лег ему на лицо прозрачной маской. Он подумал, что в такой маске он смог бы быть кем угодно — преступником, или героем, или мальчиком, ставшим самым богатым человеком в мире. Когда веки у них сильно нагрелись, они пошли дальше.

Улица Маркусгатен была длинная и извилистая. Они миновали кондитерскую, фруктовую лавку, почту и кафе «Мороженое». Но без четверти восемь кафе еще было закрыто, на Маркусгатен царила глубокая тишина, все взрослые спали.

Они направились вниз по тротуару, проплыли по реке асфальта, потом поднялись и оказались возле магазина тканей Барбары.

У витрины стояла Юлия, разматывая рулон ткани, ее рыжие волосы, достающие до попы, медленно колыхались из стороны в сторону. Сара говорила, что все мужчины в Одере хранят по кусочку волос Юлии у себя в записной книжке и что они платят за них из расчета цены за метр. Внезапно она повернулась и увидела их, вздрогнула и поднесла руку к подбородку. Они улыбнулись ей, и она улыбнулась им в ответ, блеснув ослепительно белыми зубами, ничего не сказав. Юлия почти всегда молчала, а если и говорила, то ужасно тихо. Тетка Симона уверяла, что если Юлия будет и впредь так вести себя, то Барбара ее скоро уволит, видно, потому ей и приходилось работать даже в воскресенье.

От футбольного стадиона — мимо стайки ветхих деревянных домов до низины у подножия скалистого хребта — тянулась посыпанная гравием дорога. За сосновой рощицей возвышались руины старой городской стены. Налево от руин стоял дом Симона и Сары. В низине кроме их хижины было только несколько ветхих сараев и скотных дворов, и дети, предоставленные здесь самим себе, делали что хотели. В доме у них было далеко не все в порядке. В крыше зияла здоровенная дыра, и во время дождя находиться здесь не годилось. По бедности им приходилось воровать все, что могло понадобиться в хозяйстве. Тетерь у них появились два стула, висящий на гвозде дуршлаг, четыре отдельных выдвижных ящика, в которых лежали вилки и ножи с красивыми ручками, несколько разрозненных кофейных чашек, вполне пригодный термос да еще плакат с голой дамой в джунглях. На полке стояли дешевые часы, а в углу комнаты — сломанный телевизор.