Уильям Глэдстоун - Двенадцать

Родом Хуан был из небольшого городка Исапа, что на юге Мексики, в какой-то сотне километров от границы с Гватемалой, на побережье Мексиканского залива. Из семерых детей он был младшим. Отец вел хозяйство, а еще служил так называемым хранителем дня, по сути, священным жрецом древней традиции майя. Хуан был женат, имел двоих маленьких детей.

В США он жил всего два года, но уже успел спроворить себе зеленую карту, чем был несказанно горд. Почему бы и нет, в самом деле?! Зарабатывал на ремонтах он достаточно, чтобы снабжать свою растущую семью, да и не только ее, а еще и раз в месяц высылать деньги отцу и братьям. Мать Хуана умерла незадолго до его приезда в Штаты, а отцу с братьями приходилось трудиться в поте лица, чтобы как-то сводить концы с концами.

— Отец у меня не из богатеев, но у себя в Исапе он видный человек, — рассказал Хуан. — Он не только хранитель дня, а еще и смотритель древнего стадиона священных игр. Это, почитай, чуть ли не самый древний стадион во всей Мексике. Сейчас он, можно сказать, в запустении, но все равно на нем сохранилось несколько статуй с письменами, изучать которые приезжают археологи со всего света. Многие полагают, что это то самое место, где впервые был задуман священный календарь майя. Да, тот самый!

Про календарь майя Макс слышал, но не сказать, чтобы в деталях.

— Именно по нему в две тысячи двенадцатом году наступает конец света?

— Это не совсем верное его толкование, — поправил Хуан. — Мы считаем, что мир с концом летоисчисления изменится, но конец света как таковой не наступит. Двадцать первого декабря двенадцатого года наступает конец цикла в двадцать тысяч лет. Древние не предрекают, что это непременно закончится концом света. Наши исконные верования гласят, что все люди обладают свободной волей. Существует возможность перемены в пользу лучшего мира. Я этому всему научился у своего отца.

Макс был заинтригован. Наконец-то один из Двенадцати сказал то, что как-то увязывалось с высокой концепцией, способной привести к объяснению цели его жизни.

Все начинало сходиться. Макс родился двенадцатого декабря, или 12/12, а его отец — одиннадцатого ноября, или 11/11.

Означает ли это, что его жизнь как-то связана с пророчеством? Макс припомнил Чо Сан Пака и попробовал применить нумерологию к дате рождения своего отца, держа в уме сведения, полученные от Хуана. Мексиканец сказал, что слышал что-то насчет некоего гармонического сближения, имевшего место шестнадцатого — семнадцатого августа восемьдесят седьмого года, когда пошел отсчет заключительных двадцати пяти лет календаря майя, и перед Максом впервые приоткрылась общая взаимосвязь.

Рассудив, что эзотерические знания позволят этому человеку принять то, что другим казалось домыслом, Макс описал ему свое предсмертное ощущение и поведал, что он, Хуан, значился среди тех двенадцати имен.

Тот лишь приподнял баночку с пивом, кивнул и сказал:

— Это меня не удивляет. Отец говорил, что нашей семье отведена важная роль в осуществлении древних пророчеств. Он много раз повторял: «Мир огромен, непостижим и полон тайн. Не сомневайтесь в том, что вам, людям очень скромным, отведена важная роль в этой мистерии под названием жизнь».

И вновь в ушах Макса эхом отозвались слова, произнесенные некогда матерью. Эта внезапно проглянувшая связь заворожила его настолько, что он изъявил желание встретиться с отцом Хуана.

— Дай мне знать, когда ты в следующий раз надумаешь навестить своих в Исапе, — от души попросил он. — Я хочу познакомиться с твоим отцом и узнать побольше о том предреченном конце времен.

— Быть по сему, мой друг, — кивнул Хуан. — Рад, что ты как нельзя кстати чуток помял свою машину. Что и говорить, вечер выдался памятный.

Май 2012 года

Макс стоял на площадке для гольфа в Ла Косте, перед восемнадцатой меткой. Солнце как раз садилось, когда он на редкость крепким ударом послал мяч в левую часть лужайки и лишь тут заметил, что там, на бугре, фактически на расстоянии броска, уже находится игрок.

Обычно мяч у Макса летел не дальше ста восьмидесяти метров, так что угодить в того человека он все равно бы не мог. Но именно этот удар вышел поистине королевским — двести десять метров. Мяч стукнулся о землю, а потом еще шагов двадцать катился, проскочив и мимо того игрока на бугре.

— Опа! — только и сказал Ким, партнер по игре. — Чуть не попал.

— Поеду-ка лучше извинюсь, — озабоченно пробормотал Макс.