Уильям Глэдстоун - Двенадцать

По приходе в офис Макса и вправду уже ждало письмо с именем и адресом. Он открыл ссылку и с удивлением обнаружил, что товарищ Джеффа работал буквально в паре кварталов от него. Хотя в глаза ему бросилось скорее не это, а имя мануальщика.

Доктор Алан Тейлор.

Голова Макса была так забита разводом и борьбой с жизненными коллизиями, что до всего прочего ему просто не оставалось дела. Зато судьба его не забывала. Алан Тейлор тоже был одним из Двенадцати.

Макс назначил встречу, но не хотел до времени разглашать доктору историю насчет двенадцати имен. Надо было вначале понаблюдать за ним.

Через неделю он зашел в опаловый офис и лично познакомился с двухметровым балагуром с каштановой шевелюрой и непринужденной, сочувственной улыбкой. Возможно, именно в силу своей профессии Тейлор был на редкость невозмутимым человеком, а еще и остроумным скептиком аналитического склада в отношении большинства идей и людей.

Практикуя в Южной Калифорнии, он тем не менее скептически относился к здешней тяге ко всему авангардному.

«Подурачатся и успокоятся», — с восхитительной меткостью говорил доктор о быстро сменяющихся прихотях любителей всевозможных новшеств.

Заполняя формуляры, он немного рассказал пациенту о своей работе. Через несколько минут Макс уже лежал на столе, а Тейлор усердствовал над его конечностями.

— Ничего страшного, — знающе говорил он. — Немного к нам походите, и вправим вам все. Про боль в спине забудете.

Макс даже не предполагал, насколько прав этот доктор, владеющий уникальной техникой. Прошло всего несколько минут, и Максу действительно стало значительно легче.

Через неделю-другую лечения Макс все же решился заговорить с ним о Двенадцати.

— Доктор Тейлор, вы верите в так называемые предсмертные состояния? — спросил он как-то после сеанса.

— Зовите меня просто Аланом, как все, — откликнулся тот. — Если откровенно, то, пожалуй, нет. Мне доводилось слышать о чем-то подобном от пациентов, но я уверен, что всему этому есть логическое объяснение. В конце концов, вы или мертвы, или не мертвы. Нечто среднее вряд ли бывает. А что?

Макс решил идти до конца.

— У меня однажды, еще в пятнадцатилетием возрасте, было как раз такое состояние. В это самое время мне как будто было названо ваше имя, одно из двенадцати.

Алан ответил вполне категорично:

— Мне такое кажется маловероятным. Вместе с тем в вас я вижу вполне практичного и адекватного человека, а потому прошу, продолжайте.

Макс принялся подробно описывать, что именно он видел и ощущал. Так тайна Двенадцати стала непременной темой их разговоров, хотя оба они не могли нащупать какой-либо конкретной привязки или связи с другими именами — ни сейчас, ни в прошлом. Увлеченность Макса поиском Двенадцати незаметно передалась и Алану, причем настолько, что он сам выразил желание посодействовать в розыске остальных пятерых, если только он ведется с серьезными намерениями.

— Вот и спасибо, — сказал на это Макс. — Ловлю на слове. Посмотрим, как все будет складываться.

На том, собственно, разговор о Двенадцати у них исчерпался, сменившись, по крайней мере пока, святыми мужскими темами женщин, серфинга и гольфа. Да еще и спиной пациента, стремительно идущей на поправку.

Физическое недомогание у Макса прошло, но финансовое никак не унималось. Раздел имущества с бывшей супругой начался с позиций тех высоких доходов, что были у него до развода. Теперь одни лишь алименты, уходящие в карман Грэйс, превышали его поступления, а решение суда и вовсе поглотило оставшуюся собственность, да и все сбережения. У бизнесмена оставался лишь офис «МАКСимум продакшнс».

Финансовую брешь в фирме заткнуть в целом удалось, однако прежней беззаботной жизни из-за алиментов пришел конец. Как ни странно, Макса это не особо и огорчало. Он проявил гибкость и уже приспособил свою торговую марку — технические фильмы — под бизнес-тренинги или киноленты об историях делового успеха. Для привлечения к ним внимания Макс провел ряд мотивационных презентаций, намеренно сделав акцент на отличие новой продукции от технических фильмов.

Среди светил в этой области был некто Айвен Варн, с которым у них складывались замечательные, тешащие душу диалоги о философии Уайтхеда. К восторгу для себя, Макс уяснил, что Айвен тоже любитель покопаться в сложной уайтхедовской метафизике. Вскоре они были уже не коллегами, а доподлинно друзьями.

Айвен был старше Макса на добрых два десятка лет, так что отношения у них были в каком-то смысле как у сына с отцом. Герберта Доффа не стало как раз тогда, когда «МАКСимум продакшнс» набирал силу. По-своему хорошо, что отец ушел, когда Макс был на подъеме. Ему ничего не мешало гордиться сыном, а не наблюдать потом его удручающее падение.