Николай Асанов - Радиус взрыва неизвестен

— Значит, вы могли так и исчезнуть не попрощавшись?

— Я искал вас, — не очень ласково ответил он.

Представитель горздравотдела ждал внизу, возле матросов, стоявших на контроле. Староверов узнал его по тому, как внимательно вглядывался он в пассажиров с багажом, и назвал себя. Тот обрадованно протянул руку, сказал:

— Самолет подготовлен.

Никакой тайны не получилось. Галина Сергеевна, шедшая следом, вдруг схватила Староверова за руку, словно поскользнулась.

— Это так срочно?

— Да, — жестко ответил он, сердясь на разговорчивого здравотдельца и забывая, что мог бы сойти один, если уж боялся разглашения тайны. Они оказались рядом на каменном пирсе. Глаза Галины Сергеевны были устремлены на него, большие, как будто распахнутые окна, из которых выглядывала взволнованная душа. Она не обиделась на резкость его ответа, только спросила:

— Можно проводить вас?

— Не знаю, — злясь уже на весь мир, сказал он.

— Пожалуйста, пожалуйста, — предупредительно ответил здравотделец.

Это был рослый человек в помятом костюме, из грудного кармана у него выглядывал забытый старомодный деревянный стетоскоп. Видно, он только что снял белый халат дежурного.

Галина Сергеевна шла рядом, и Староверов вдруг необыкновенно остро почувствовал в ней какую-то перемену. Тем внутренним чутьем, которое с некоторого времени позволяло ему угадывать ее настроение, он понял, что произошло с нею: она растерялась. В это мгновение она меньше всего была похожа на себя всегдашнюю, на гордую, насмешливую женщину. То, что вдруг окружило ее: атмосфера таинственности, строгой деловитости, торопливости, — все то, с чем она никогда, вероятно, не встречалась, действовало на нее угнетающе. Она преувеличивала страхи, как поступают все, незнакомые с подлинной опасностью, она примеряла их к себе, и любой страх мог поглотить ее. И вот от гордой, сильной, пренебрежительно относящейся ко всему и ко всем женщины ничего не осталось, ее заменила испуганная неизвестной бедой, покорная судьбе обыкновенная женщина, которая могла быть женой, матерью, сестрой, наконец вдруг понявшей, что неведомая опасность угрожает не кому-нибудь, а именно близкому ей человеку. И это преображение было настолько внезапно и полно, что изменился даже внешний ее облик. Душа ее сжалась, сердце билось неравномерно, на лице проступила неестественная бледность. И это внезапное превращение, больно ранив Староверова, стало для него причиной мучительных догадок: а может быть, она все-таки думает о нем так же, как он сам думает о ней?

Что же происходит с Галиной Сергеевной? Неужели ему суждено узнать, что и его могут полюбить, могут так же мучиться невысказанными словами, искать его взгляда, проникать в каждое движение души? Он боялся представить себе, что это может случиться, однако видел, что с Галиной Сергеевной происходило то же самое, что и с ним, когда он думал о том, как она уедет и исчезнет из его жизни. А Галина Сергеевна шла рядом, робкая, вдруг ставшая как бы меньше ростом, шла, держа его под руку, держа сильно, даже цепко, как никогда не держала раньше, и в то же время замедляя шаги, как будто боялась, что вот-вот за ближайшим поворотом ее остановят и задержат, а он уйдет…

Это так и случилось. За углом склада их встретил офицер с двумя солдатами, отрывисто спросил: «Староверов?» — и протянул руку за документами. Галина Сергеевна отшатнулась и вдруг прислонилась к стене склада. Один из солдат взял из рук Староверова его чемодан и спустился с ним в маленький катерок, на котором трепетал военный флаг. Офицер ждал. Староверов обернулся к Галине Сергеевне, сказал: «Я напишу вам!» Она молча кивнула. Офицер четко повернулся и пошел к катеру. Староверов сделал шаг за ним. Второй солдат замкнул это шествие, словно отрезал Староверова от Галины Сергеевны и доктора.

— Адрес! Адрес!.. — воскликнула она.

Офицер с неудовольствием, резко выразившимся на лице, остановился. Староверов бегом возвратился обратно и принял из дрожащих рук Галины Сергеевны крохотный листочек, только что вырванный из записной книжки. В это мгновение она вдруг раскрыла руки, как пытающаяся взлететь беспомощная птица — крылья, упала на его грудь и стала быстро целовать его лицо. Староверову вспомнилось прощание с матерью в день ухода на фронт, и он почувствовал, как защипало глаза. Может быть, это просто извечная женская жалость? Офицер строго кашлянул. Галина Сергеевна так же быстро оторвалась от Староверова и пошла за угол склада, не оглядываясь. На темно-синем платье, на плече, которым она прислонилась к стене, белело меловое пятно. Доктор, кивнув Староверову, бросился за ней. Может быть, для того, чтобы помочь ей, может быть, чтобы стереть это пятно. Староверов предупреждающе окликнул его: