Аристарх Ромашин - Девушка-весна

– А ничем. Я дал слово, что больше никогда не позволю себе любить. Добивался, чтобы девушки влюблялись в меня до потери пульса, после чего разбивал им сердца. И делал это до тех пор, пока не женился.

– Какой же вы жестокий, однако! – порицательно покачал головой Кирилл.

– Значит, все-таки полюбили, раз женились? – предположил я.

– Нет, – мотнул головой Герман, – жену я просто уважаю.

– Такую жену не грех и полюбить, – сказал Кирилл и принялся чесать щеку. – Только поймите правильно. Это комплимент.

– Да, конечно, все нормально, – голубые глаза Германа отклеились от музыковеда и приклеились ко мне, – теперь ваш черед, Всеволод.

– Вы будете удивлены, – начал я, поставив свою чашку на поднос, – когда-то я был еще тем донжуаном. Не пропускал ни одной юбки.

– Правда? – искренне удивился Кирилл.

– По вашим картинам и не скажешь. Ведь основная тема вашей живописи это воспевание благородства и моральных ценностей, – сказал Герман. – Еще чаю?

– Нет, спасибо. Так было не всегда. В восемнадцать лет я осознал, что в этом мире у меня есть только два способа получать удовольствие от жизни. Первый – когда я пишу картины. Второй – когда занимаюсь любовью с женщинами. Причем второму я отдавал большее предпочтение. А свой художественный талант использовал исключительно в целях заработка. Писал портреты для прохожих. Участвовал только в тех конкурсах, где победителей ждал денежный приз. Весной, когда мне исполнилось двадцать семь лет, в одной из галерей мои работы понравились дряхлому старику с длинной белоснежной бородой. Он изъявил желание познакомиться со мной. Его серые глаза были наполнены теплом и добротой. Я даже подумал, что он похож на волшебника из сказок…

– Простите, а причем тут первая любовь? – перебил меня Кирилл, почесывая правую щеку.

– Терпение, – улыбнулся я, – таким образом я подвожу вас к главному.

– А, простите, тогда продолжайте.

– К тому времени я немного подустал от многочисленных сладострастных женских взоров. И впервые мне захотелось всецело посвятить себя только творчеству, на некоторое время отказавшись от женщин. Тогда я не понимал причину моего состояния. Разобраться мне помог тот самый старик, который во время обсуждения моих картин, высказал интересную мысль. Будто сексуальная и творческая энергия подпитываются из одного и того же источника. И человек сам решает, на что он будет растрачивать ту самую энергию. Также он добавил, что нельзя служить одновременно двум господам и посоветовал мне питать только свой талант, отказавшись от чувственных наслаждений, так как смог разглядеть огромный потенциал во мне.

– И тогда вы дали обет безбрачия? – спросил Герман.

– Нет. После того разговора во мне несколько дней боролись в смертельной схватке сексуальное и творческое начало. Отказаться от женщин лишь на некоторое время и отказаться совсем – это разные вещи. Я так не хотел. Да и ради чего? Ради картин? Тогда они меня кормили с большим трудом. Еле хватало на оплату квартиры и на скромную еду. Обет безбрачия я дал, когда меня пригласил к себе человек, первым купивший за большие деньги одну из моих картин. У него дома тогда гостил брат со своей восемнадцатилетней дочерью. Вот ради неё я и дал обет безбрачия.

– Не совсем понимаю, почему? – спросил Герман.

– В той внутренней борьбе мое творческое начало победило, но не окончательно. Я оставлял за собой право возобновить отношения, как только захочу, но когда я увидел племянницу того человека, то бесповоротно принял решение служить своему дару. Всегда преклонялся перед родителями, способными воспитывать своих детей таким образом, чтобы те потом восхищали своей чистотой и невинностью. Помимо влекущей красоты девушка обладала неподдельной простодушностью и добрым отрытым взглядом, точно таким, каким я наделял ангелов, когда писал свои картины. Я потом часто бывал у них дома. Иногда нам с ней удавалось оставаться наедине. Девушка садилась на диван, я клал голову на её колени, она гладила мои темные волосы, проводила пальцем по моим густым бровям. Её непорочные изумрудные зеркала души тонули в моих карих, наполненных жизненным опытом глазах. В тот момент я осознал, что не хочу срывать и губить этот цветок, благоухающий невинностью. Впервые я по-настоящему влюбился, и с тех пор лишь её видел спутницей своей жизни. Я сказал себе: или она, или никто! Но из-за финансовых ограничений я тогда не мог себе позволить жениться. Вот мне и пришлось дать обет.