Яна Матей - Марьяна. Проданная в рабство

Как бы то ни было, чтобы сделать свой фильм более полным, Питер решил задать мне несколько вопросов. Для большей проникновенности ему захотелось взять у меня интервью в каком-нибудь символическом румынском месте. Так мы снова оказались в Бухаресте, где Питер установил свою камеру возле Афинского Палас-Отеля — исторического и роскошного здания в центре города. Повернувшись к объективу, Питер произнес вступительные слова мелодраматичным голосом:

— Мы находимся перед Афинским Палас-Отелем, в самом сердце столицы европейской страны. Вчера, всего в нескольких шагах от этого места, мы купили человека. Как такое возможно в XXI веке? Яна Матей, что вы об этом думаете?

— Я не знаю, это вы мне скажите. Что чувствуешь, когда покупаешь девочку?

— Э… Стоп! Яна, это не совсем тот ответ, которого я ждал от вас.

— Да что вы?

— Яна, прошу вас…

— О'кей, о'кей…

— Хорошо, начнем сначала.

В итоге я сказала то, что от меня хотели услышать, и через несколько минут мой банальный ответ был уже на пленке. Прежде, чем попрощаться, я захотела удостовериться, что дело этим не ограничится.

— Что вы собираетесь делать дальше?

— Вернемся в США и будем монтировать фильм.

— Нет, я хотела узнать, что вы собираетесь делать с сутенерами Элизабеты?

— То есть?..

— Вы ведь свяжетесь с полицией?

— Разумеется, как и предполагалось! Конечно же, мы расскажем им все, что нам известно об этих типах. А потом, через несколько месяцев, мы вернемся сюда, чтобы снять продолжение.

Через несколько недель после их отъезда мне позвонил офицер полиции Бухареста. По всей видимости, американский фильм уже вышел в прокат и был показан в Румынии по кабельному телевидению. Увидев его, некоторые высокопоставленные лица спустились с небес на землю. Учитывая эти обстоятельства, звонивший мне полицейский был не в лучшем расположении духа.

— Вы хоть понимаете, что стали соучастницей преступления? Эти журналисты купили девочку, привезли ее к вам, и никто не счел нужным известить полицию!

— Но они пообещали мне, что сделают это!

— Значит, вы признаете эти факты?

— Да, я была в курсе.

— Тогда почему вы ничего не сказали нам о торговцах?

— Это не входит в мои обязанности. Моя работа состоит в том, чтобы заботиться о девочках, попавших в беду. Расследование проводили журналисты CBS, они и должны были к вам прийти.

— И все же вы могли бы нам помочь: эта девочка, Элизабета, наверняка располагает важной информацией.

— К несчастью, Элизабета не сможет вам ничем помочь. Это умственно отсталая девочка, которая едва ли осознает, что с ней произошло.

— Хорошо, но я все равно не понимаю, почему вы не удосужились нас известить.

— Я была уверена, что это сделали американские журналисты…

Позже я узнала от Паула, что полиция также вызывала на допрос обоих румынских журналистов: в фильме было хорошо видно их посредничество между торговцами и «покупателями» — к его ужасу монтажер не потрудился скрыть их лица. Если эти кадры увидит торговец, неизвестно, что он предпримет… Паул был очень зол на Питера, который не обратился в полицию, как обещал.

Полгода спустя Питер со своей командой снова вернулся в Румынию, чтобы снять продолжение на тему «Что с ними стало?» Их идеей было показать обманутому торговцу кадры, снятые скрытой камерой. Перед этим они захотели увидеть Элизабету и услышать ее новые впечатления. По телефону я не сумела скрыть своего недовольства:

— Питер, вы знаете, что поставили нас в затруднительное положение?

— Мне очень жаль, Яна. Мы действительно собирались пойти в полицию, но в последний момент передумали, испугавшись неприятностей.

Когда Питер прибыл в приют, мы с Элизабетой пекли на кухне блины. Она радостно поприветствовала его:

— Добрый день! Я вас узнала: это ведь вы привезли меня сюда?

Обрадованный таким началом, Питер тут же достал свой микрофон.

— Здравствуй, Элизабета! Как поживаешь?

— Отлично!

— Элизабета, мы собираемся вернуться в Бухарест. Через несколько часов мы встретимся с палачами, которые мучили тебя. Хочешь им что-нибудь передать?

— О да! Скажите им, чтобы отдали мои черные брюки, я их там забыла.

Питер так и остался стоять с озадаченным видом. Он явно ожидал услышать более мелодраматичную тираду, типа: «Передайте им, пусть горят в аду! Скажите им, что я наконец свободна благодаря таким людям, как вы!»

Видя расстроенное лицо американского журналиста, я еле удержалась от смеха. Признав свое поражение, репортер с улыбкой убрал свой микрофон: он наконец понял, что ничего не добьется от этой девочки. А я была так довольна ответом Элизабеты! У этой очень спокойной, скорее покорной девочки под наивными и вежливыми манерами скрывалась немалая интуиция. Я чувствовала себя в некотором роде отомщенной за все эти плаксивые репортажи, которыми разражалась пресса, как только речь заходила о сексуальном трафике. Я не имею ничего против их метода внедрения, за исключением того, что они при этом обогащают подонков. Но мне в высшей степени неприятно их стремление выставить себя героями, вырвавшими девочку из лап преступников. К чему кричать «Волки!», если при этом не делаешь ничего, чтобы их поймать? Каждый раз повторяется одна и та же история: в любой статье на эту тему, будь то в румынской прессе или в иностранных изданиях, внимание заостряется вовсе не на том, на чем нужно. Журналисты, берущие интервью у проституток, как правило, хотят знать самые пикантные подробности: