Яна Матей - Марьяна. Проданная в рабство

— Что со мной будет дальше? Меня же не заставят провести несколько лет в тюрьме?

Наташа, имеющая большой опыт, уверенно ответила:

— Не волнуйся, перебежчики здесь долго не торчат. Большинство из них через несколько недель просто отправляют обратно в Румынию.

— Нет, только не это! Не для того я прошла через все эти испытания, чтобы вернуться на исходную точку.

— Боюсь, у тебя нет выбора.

— Ну, это мы еще посмотрим…

Пока я не нашла выхода из сложившейся ситуации, необходимо было подчиняться тюремным правилам. Наташа мне их объяснила:

— Каждое утро убираешь свою кровать. В течение дня ты не имеешь права ложиться на нее. Можешь только садиться на стул. Руки следует мыть в боксе, что сзади тебя, там есть раковина.

За закрытой дверью бокса была также уборная без сиденья. В камере, помимо стульев и многоярусных кроватей, вытянувшихся вдоль стены, стояли стол, телевизор и старый деревянный ткацкий станок.

— Зачем здесь ткацкий станок?

— Это для меня: здесь можно ткать коврики, чтобы заработать немного денег.

— А если не умеешь ткать?

— Тогда можешь заняться шитьем.

— За это хорошо платят?

— На пять-шесть сигарет в день хватает.

Да, сигареты мне понадобятся…

— Я могла бы попробовать. К кому нужно обратиться?

— Надо сказать охраннику. Он принесет тебе швейную машинку и одежду заключенных для штопки.

— Хорошо. А что с душем? Я такая грязная, не мылась уже три дня.

— Дуги у нас общий, туда отводят раз в неделю.

Поскольку я только что прибыла, мне позволили принять душ на второй день под присмотром надзирательницы. В остальной части тюрьмы за нами смотрели охранники-мужчины. Раздеваясь, я заметила на ноге прыщик, похожий на укус комара. Он был красный и опухший. Намыливая это место, я ощутила резкую боль: вероятно, натерла ногу мокрыми брюками, когда шла по высокой траве. Когда я его почесала, оттуда пошла кровь. Вернувшись в камеру в своей новой тюремной одежде, я показала ногу Родике, которая, поморщившись, воскликнула:

— Боже милостивый! Да это же клещ!

Клещ? У меня были собаки, и я знала, что это за насекомое, но всегда считала, что клещи кусают только животных. Это было уже чересчур: тюрьма, фотоснимки с номером заключенного, отпечатки пальцев, теперь еще и клещ! Я была на грани отчаяния.

На следующее утро я проснулась совершенно разбитой. С большим трудом убрала свою постель и села на стул. У меня не было сил пошевелить даже пальцем. Мой лоб горел, голова кружилась. Невзирая на запрет, я легла на кровать, но не стала забираться под одеяло. Когда охранник, совершавший обход несколько раз в день, заглянул через глазок в камеру, тут же раздался его недовольный голос:

— Эй ты, чертова цыганка, почему улеглась на кровать?

— Я заболела.

— Не выдумывай, ты просто притворяешься.

Заслонка глазка захлопнулась с сухим клацаньем. Час спустя охранник вернулся.

— Вставай и иди со мной.

Я проследовала за ним на верхний этаж в медпункт, где меня осмотрел врач.

— У вас пневмония. Я выпишу вам антибиотики.

Только этого мне не хватало… С другой стороны, я поняла, что, возможно, именно таким способом смогу заявить о себе. На следующее утро я объявила Наташе и Родике, что начинаю голодовку. Они уставились на меня круглыми от удивления глазами.

— Но зачем тебе это надо? Ты не хочешь выздороветь?

— Это единственная возможность заставить их выслушать меня. Я не хочу возвращаться в Румынию.

— Но что это изменит?

— Я хочу поговорить с начальником.

Чуть позже ко мне подошел охранник.

— Что все это значит?

— Я не стану есть, пока не поговорю с начальником.

— Что тебе нужно от начальника? Думаешь, ему заняться больше нечем?

— Я требую, чтобы он пригласил сюда представителя УВКБ.

— УВКБ?

— Да, Управления Верховного Комиссара Организации Объединенных Наций по делам беженцев. Я просто хочу, чтобы в УВКБ знали, что я нахожусь здесь. Это все, о чем я прошу.

Охранник пожал плечами и с ворчанием покинул камеру. Я держалась. В течение нескольких дней я ни разу не прикоснулась к своей оловянной миске. Я была очень слаба, но полна решимости идти до конца, понимая, что другого способа однажды встретиться со своим сыном у меня не было. Охранник регулярно приносил мне антибиотики и не уходил, пока не убеждался, что я их проглотила. По всей видимости, им здорово досаждало, что заключенная морит себя голодом в их тюрьме. Целыми днями Наташа пыталась вразумить меня: