Рене Баржавель - Дни мира

— Хватит, хватит, — остановил его Леон. — Иди к себе в стойло! Цезарь ушел, помахивая хвостом, чтобы показать, что он сам захотел уйти. Леон, сияющий от счастья, смотрел на юношу, ставшего мужчиной, которого уже не надеялся увидеть.

— Ну, бродяга! — сказал он. — Так вот исчезнуть!.. Ладно, неважно, ты же вернулся… Но ты здорово похож на меня! Особенно с этой бородой! Я не удивляюсь, всегда думал, что я твой отец!.. — Конечно, ты мой отец! У меня нет другого отца, кроме тебя! — Тогда буду твоим дедом!.. Ну, в этом случае я имею право поцеловать тебя, мое сокровище, мое чудо!.. Да, твоя мать не позволяет мне показываться ей на глаза, поднимись скорее наверх, она такая несчастная… — Ты не знаешь, что она мне сделала… — Я не хочу ничего знать… Она твоя мать… — Представь, она разрезала на куски Тридцать первого и сожгла его в камине!.. Он оставил озадаченного Леона и вошел в дом. Получив деньги за картины, проданные Генри, Томас купил крестьянский костюм из коричневого бархата, шляпу, которую съел Цезарь, рубашку в белые и красные квадраты, а вместо галстука, необходимого, чтобы предстать перед матерью, он нацепил черный шнурок.

Элен увидела сына из окна. Наступил день, в который она уже не верила, наступил момент… Наконец-то!

Она заметалась по трем комнатам, хватая то один, то другой предмет, тут же бросая их, садилась, вскакивала, открывала дверь на лестницу, закрывала ее, не представляла, как вести себя… Ждать его на лестнице? В столовой? Встретить его одной? Или с Бланш?

Она бросилась к окну: сына не было возле Леона, значит, он уже вошел в дом, поднимался по лестнице. Перепуганная, она ухватилась за решение, принятое давно, когда тысячу раз представляла его возвращение… Ледяное спокойствие… Ничего не говорить… Подождать, пока Томас не извинится…

Он приближался… Поднялся на площадку… Его ботинки создают такой шум… Но вот его топот прекратился…

Элен резко распахнула дверь. Они застыли, глядя друг на друга. Томас плохо видел мать из-за падавшего из-за ее спины света. Элен хорошо видела его, его новое лицо, светившееся благодаря короткой юношеской бородке. Она почувствовала жар в груди, он хорошо выглядел, его глаза блестели… Он был готов засмеяться… Он был рад своему возвращению!..

Элен сказала:

— Ты странно одет!.. У тебя все в порядке? — Все хорошо… Как ты? — У меня все в порядке… Она шагнула в сторону, чтобы Томас смог войти. Он радостно улыбнулся, увидев семейные портреты на стенах. Его взгляд обежал комнату и вернулся к матери.

— А где Полина?.. И где мой сын? — Леон не сказал тебе?.. По его лицу прокатилась волна тревоги. Он заволновался. — В чем дело? Она мягко сказала: — У тебя дочь… — Дочь? Томас был потрясен. Такую возможность он не предвидел. — Это твой портрет! Она выглядит, как ты в этом возрасте!.. Это ты, ТЫ! Идем! Он прошел за матерью. Элен осторожно открыла дверь в свою комнату. В сумрачной из-за задвинутых штор комнате с темными обоями возле окна светился небольшой пятачок: детская кроватка с выкрашенными белой краской металлическими прутьями и завитушками. На белой постели маленькое белое с розовым существо с короткими светлыми волосиками, сразу же начавшее что-то лепетать и шевелить ручками, едва услышало голос бабушки.

— Бланш, моя Белоснежка, моя птичка, мой золотой цыпленочек… Бланш отвечала бабушке на своем птичьем языке, пуская пузыри и улыбаясь наклонившейся над ней Элен. Длинное одеяльце закрывало ее с ногами и было закреплено большой английской булавкой. Надежная защита от сквозняков. Элен взяла девочку на руки и протянула ее Томасу с гордостью, словно это она обеспечила появление ребенка на свет.

— Держи свою дочь! Растерянный Томас осторожно взял ребенка своими большими ладонями. Ребенок показался ему невероятно хрупким. С ним нужно было обращаться крайне осторожно, не уронить его, следить, с какой стороны у него голова, чтобы невзначай не перевернуть… Где же инструкция по обращению с ребенком? Какой он теплый!.. Пахнет лавандой и… Да, Господи, немного… Пахнет этим… Она, кажется… Да, она мокрая!

Держать ее на руках было неудобно и немного противно. Похоже, что ее место было отнюдь не на руках у мужчины… Такое нежное существо… Достаточно легкого движения… Надавить… Повернуть… Нежное создание, такое беззащитное, такое доверчивое… Но это же его дочь!

Ошеломленный бурей эмоций, он наклонился к ребенку, чтобы поцеловать его. Ребенок завопил, словно его облили кипятком.