Рене Баржавель - Дни мира

К концу недели редакция «Матэн» получила более двух десятков заявок на участие в пробеге Пекин — Париж. Маркиз де Дион предложил две своих автомашины, конструктор Конталь — три легких трехколесных машины марки «Мототри».

«Матэн» сравнивала трудности предприятия с завоеванием полюса. Действительно, значительная часть пробега была путешествием в неизвестное. Его организаторы встретились с конструкторами-конкурентами, прибывшими в Париж, чтобы обсудить регламент пробега. Чем больше они спорили, тем больше понимали, что не только разработка правил, но и сам пробег был неосуществим. Невозможно было определить маршрут, потому что никто не знал, имеются ли — пусть не дороги, а хотя бы тропы на значительной части территории Китая и России. Наверняка никаких дорог не было через пустыню Гоби и через Уральские горы.

В конце концов, был опубликован крайне упрощенный регламент — нечто уникальное в истории автомобилизма. Фактически, не было разработано никаких правил, никаких требований. Конкурентам всего лишь нужно было выехать на автомобилях из Пекина и приехать в Париж.

Организаторы пробега потребовали от участников взнос в две тысячи франков. Эта значительная сумма была установлена исключительно с целью отсечь всех, кто записался для участия в мероприятии только для того, чтобы о них заговорили, тогда как они на деле не собирались участвовать в пробеге. Эта мера оказалась весьма действенной. Количество участников уменьшилось до пяти. Шестой участник появился за три недели до отправки автомобилей в Китай. Он прибыл из Индии и собирался проехать по маршруту под флагом махараджи Марабанипура. Это был американец по имени Клайд Шеридан. Его сопровождали жена и двенадцатилетний сын. В команде принимали участие также механик и его жена.

Махараджа открыл щедрое финансирование Шеридана в «Бритиш Банке» Лондона, который перевел деньги махараджи в свое парижское отделение. Команда устроилась в отеле неподалеку от Оперы. Выяснилось, что жена Шеридана — настоящая красавица. «Матэн» и «Иллюстрасьон» опубликовали ее фотографии — сидящей рядом с мужем в одеянии индуса за рулем «Камберленда», на котором Шеридан собирался принять участие в пробеге и который он получил из Лондона, — последняя модель этой марки, усовершенствованная и самая мощная, получившая название «Золотой призрак». Золотой потому, что таким был цвет кузова и медных деталей, а призраком он был из-за того, что автомобиль, по словам конструкторов, мчался с такой скоростью, что не успевал появиться, как уже исчезал вдали.

Элен не читала французские газеты, а поэтому не видела фотографий Шеридана и его жены. Но второго апреля в три часа, когда она зашла в банк, чтобы положить на свой счет небольшую сумму, получившуюся в результате экономии, она оказалась лицом к лицу со знаменитой парой.

Американец был в европейском костюме, но с тюрбаном снежной белизны, украшенном спереди огромным рубином, явно фальшивым. Он был с небольшой квадратной бородкой благородного оттенка, почти седой. Его жена успела перенять, отважно, но с достаточным вкусом, последнюю парижскую моду. На платье зеленого и палевого цвета с широкими вертикальными полосами было надето широкое верхнее платье из меха опоссума; ее руки скрывались в муфте из меха этого же животного. На голове у нее была необыкновенная шляпка — настоящий шторм зеленого бархата, на волнах которого взмахивали раскинутыми крыльями две чайки.

Госпожа Шеридан ошеломленно уставилась на Элен. Она не верила своим глазам. Элен смотрела на нее с болезненной смесью радости и растерянности, так как в ней вспыхнула память о счастливых днях юности, захлестнувшая сердце. Она задрожала, негромко вскрикнула, стиснула руки в черных перчатках и произнесла: «Гризельда!..»

Она с первого взгляда узнала сестру. Гризельда! Самая красивая из сестер! Самая свободная! Покинувшая остров, чтобы исчезнуть в океанских туманах, о которой потом никто никогда ничего не слышал…

А в ее муже, считающемся американцем, она сразу же узнала, несмотря на бородку и тюрбан, Шауна Аррана, шофера тетушки Августы, раненого героя-мятежника, открывшего объятья для Гризельды и увлекшего ее далеко от родных, от острова и от Ирландии.

Мистер Уиндон, директор отделения «Бритиш Банка» в Париже, был прежде всего англичанином. И в дополнение к деятельности банкира, он добровольно выполнял функции осведомителя Foreign Office, сообщая ему все, что узнавал о происходящем во французской столице, так или иначе способном затронуть интересы британской империи. Он был весьма ценным осведомителем и при этом любил Париж; в связи с этим его много лет оставляли на работе в банке, и он ничего не имел против, хотя и мог претендовать на более блестящую карьеру, если бы перебрался в Лондон.