Ольга Шумяцкая - ...И другие глупости

— А остальное — потом, — царственно говорит Мурка, запихивая устрицу в пасть.

А мы остаемся со своим чаем. С лимоном.

— Накормит и обесчестит! — уверенно констатирует Мышка.

— Нет, Мыша! Не успеет! — говорю я.

— Почему?

— Ну ты же знаешь Мурку. Через полчаса ее начнет тошнить, а через час стошнит окончательно.

Но проходит полчаса, и час, и полтора, а Мурку все не тошнит и не тошнит. Напротив, она сильно духарится, смеется зазывным смехом, поводит блескучим плечиком, машет красным хвостом и идет танцевать со своим Ковбоем, одетым в смокинг с красным же шарфом, намотанным на Ковбоя в области шарообразной талии. И они танцуют медленный танец падеграс, и Ковбой шевелит животом и этим животом двигает Мурку по залу, и опрокидывает навзничь как бы в порыве танцевальной страсти, и Мурка задирает вверх блескучую ногу, и Ковбой удерживает ее одной рукой в опрокинутом состоянии, а другую отставляет в сторону широким жестом, дескать, поглядите на нас, как мы прекрасны! И все смотрят, как они прекрасны. И мы смотрим. И ярость благородная вскипает как волна, потому что одним — черная икорка, а другим черная корка. И чай с лимоном. И Мышка завистливо вздыхает, вспоминая Оленя и его боты. И я тоже завистливо вздыхаю, потому что с момента воссоединения с Интеллектуалом я даже посторонних бот толком не видала. И Мурка с Ковбоем возвращаются за столик и там снова предаются страсти чревоугодия. Запив шашлычок из осетринки «Хванчкарой», они переключаются на парфе из нежных альпийских сливок и профитроли, начиненные заварным шоколадным кремом, и Ковбой снова подзывает Наглого Официанта, и им тащат огроменную вазу с ананасом в центре и виноградными гроздями в качестве орнамента. Мурка лопает виноград, а Ковбой наклоняется к ней, мягким интимным движением кладет руку ей на плечо и что-то шепчет на ушко. Мурка кивает. Ковбой удаляется в сторону мужской комнаты. Мурка продолжает лопать виноград. И лопает его ровно сорок две минуты тридцать четыре секунды до того момента, как ресторан начинает закрываться, скатерки сворачиваются, пепельницы вытряхиваются, граждане, пребывающие в бессознательном состоянии, выносятся вон, и Наглый Официант намекает Мурке, что неплохо бы уплатить по счету. Мурка отвечает в том смысле, что вот вернется ее кавалер и уплатит все до копеечки. А Наглый Официант отвечает в том смысле, что кавалер не вернется, потому что он уже предъявил в гардеробе свой номерок и обменял его на пальто. И улыбается обидной улыбкой. Мурка вскакивает и мчится в мужскую комнату. Она распахивает двери. Потом она распахивает дверцы. Потом она заглядывает в унитазы и зачем-то спускает воду. Ковбоя нет. В качестве компенсации за пропажу она находит в одной из кабинок пьяного финна, который спит, сидя на унитазе. Но Мурке он совершенно не нужен. Она возвращается в зал и принимается рыдать. Слезы выкатываются у нее из глаз, преодолевают препятствие в виде наведенных стрелок и комковатых ресниц, черными каплями текут по щекам и смешиваются с кирпичными румянами. Кажется, что Мурка плачет кровавыми слезами.

— У-у-у-у! — воет Мурка, размазывая по щекам свою красотищу.

Мы бежим к ней. Мы плюхаемся рядом на стулья. Мы обнимаем ее за плечи. Мы суем ей носовые платки. Мы вытираем ее зареванную мордаху. Мы воем вместе с ней. Мурка постепенно приходит в себя и начинает затяжную склоку с Наглым Официантом.

— А вот это я не ела! — кричит она, тыча пальцем в остатки профитролей. — И вот это тоже! И икры я только ложку взяла! И устриц только шесть штук!

Наглый Официант молчит. Ему все равно, кто сколько съел. И тут происходит неожиданное.

Мышка хлопает рукой по столу.

— Хватит! — говорит она таким тоном, что официант вытягивается в струнку. — Давай телефон!

Мурка вытаскивает телефон.

— З-з-зачем? — стонет она.

— Лесному Брату звонить, вот зачем! — и Мышка набирает номер. — Приедет, вызволит! Или в милицию поедешь?

— Он нас убьет! — обреченно говорит Мурка.

— Не убьет. Скажем, что кутили тут втроем и просчитались.

И мы тащим Мурку в туалет. В туалете мы подставляем Муркину мордаху под холодную воду, обтираем ее салфетками и вытаскиваем из начеса остатки слипшегося лака.

Лесной Брат приезжает ровно через семнадцать минут. Не говоря ни слова, он оглядывает развороченный стол, сует Официанту деньги, сурово смотрит на объевшуюся Мурку, у которой уже забродил в желудке виноград и теперь просится наружу, подавая ей знаки бесперебойным иканием, засовывает нас в машину и везет домой. Дома он закладывает Мурку в кровать, подтыкает ей одеяло и гасит свет. Мурка лежит в темноте и скулит. Мы сидим рядом и тоже скулим. Лесной Брат смотрит на нас, берет в охапку, несет в нашу комнату, раскладывает по кроватям, подтыкает одеяла и гасит свет. Следующий день мы проводим в постелях. Мурка зализывает раны. Мы таскаем ей в спальню чай и гладим по оранжевому начесу с желтыми вставками.