Ольга Шумяцкая - ...И другие глупости

— Ты заметила, — сказала Мурка, — ее совершенно не расстроило мужское коварство? Ее интересовало только собственное благополучие. «Меня поса-а-адят!» Как же, посадят ее! Ждите!

— Да ты ей завидуешь, Мура!

— Господи, чему тут завидовать! Ты видела этого Оленя?

— Ну, тебе-то и такой не обломился.

— Грубая ты, Мопс! Бесчувственная! — Мура немножко помолчала. — А знаешь, лучше бы он привез бриллианты в зубах.

— Как это? — спросила я.

— Ну, просверлили бы ему зубы, вставили туда бриллианты и прикрыли сверху временными пломбами.

— А почему лучше?

— Ну, вдруг бы он сломался на Мышкином мясе, — мечтательно сказала Мурка. — Пломбы вываливаются и бриллианты сыплются прямо в тарелку. Красота! А так — ни себе, ни людям.

Мы вдвинули Мышку в квартиру и стали продвигать ее к кровати. Но кровать оказалась занята. На кровати в привольной позе раскинулся Джигит. Мышка увидела Джигита, взгляд ее прояснился, тощий кулачок поднялся, но тут из угла выскочил Коточка и обозначил наконец свое окончательное место в нашем сюжете. Он вцепился в папаху и содрал ее с Джигита. Идеально круглый лысый череп открылся нашим изумленным взорам.

— Они что, сговорились? — спросила Мурка.

И тут наша Мыша подала голос.

— Салатик! — слабо пискнула она. — Он забыл салатик! Как же он поедет голодный! — И она бросилась под вешалку, где валялись отвергнутые Оленем кульки. — Девочки, умоляю! Скорей! Догоните его! Нет! Подождите! — и Мышка скрылась в кухне. Через минуту она появилась на пороге с кипятильником в руках. — Чай! Горячий чай! — верещала она.

— Какой чай, Мыша? — грубо спросила Мурка. — Он же в сугробе сидит!

— Боже мой! В сугробе! Без чая! — прошептала Мышка и приготовилась падать в обморок.

Мурка молча сгребла баночки-скляночки, прошла в сортир и вывалила содержимое в унитаз.

— Вот так! — сказала она и отряхнула руки. — И никаких парнокопытных!

После Мышкиного бенефиса мы несколько месяцев провели в относительном спокойствии. Мурка отъехала в город на Неве. Мышка поплакала-поплакала, решила было идти сдаваться в милицию, но передумала и торчала целыми днями на кухне, готовила Джигиту сациви с лобио. Замаливала грехи. Я вернулась под крылышко Большого Интеллектуала и даже всерьез задумалась о том, что по сравнению с другими он не так уж плох. Зима доковыляла до первых оттепелей. Весна отшелестела. А летом Мурка перестала выходить на связь. Сама не звонила. Дома трубку не снимала. А когда мы случайно дозванивались ей на мобильный, проявляла крайнее недовольство, отвечала отрывисто и быстро отключалась. После двух недель такой телефонной диеты мы окончательно переполошились.

— Надо ехать, — сказала я.

— Надо ехать, — кивнула Мышка.

И вот мы трясемся на верхних плацкартных полках пассажирского поезда, который поднимает лапу у каждого встречного железнодорожного столбика. Только Мурка могла подвигнуть лично меня на такой подвиг, потому что Мурка — это вообще отдельная статья. Ну, как бы вам объяснить. Мурка мне тоже досталась от детства, но не так, как Мышка. Представьте себе пиджак, у которого прохудился локоть. На локоть ставят заплатку. И этот пиджак с этой заплаткой совершенно друг другу не подходят, потому что пиджак — самый обычный, а заплата — новенькая, свеженькая, яркая и вообще чумовая. Вот пиджак — это мое детство, а заплата — это Мурка. С годами пиджак ветшает, заплат появляется все больше и больше, и уже не разберешь, где пиджак, а где заплаты. Мурка всегда говорит то, что я хочу услышать. У нас с ней телепатическая связь. Она подумала — я сказала. Я съела — она облизнулась. Иногда мы думаем в синхронном режиме.

— Помнишь то место у Трифонова… — сказала однажды Мурка, когда мы чинно прогуливались по царскосельскому парку.

— В «Предварительных итогах», — уточнила я.

— Ну да, где жена главного героя…

— …Сидит на диване в джерси…

— …И выглядит моложе своих сорока лет…

— Господи, как вы это делаете? — ошарашенно спросила Муркина подружка, увязавшаяся с нами на прогулку.

— Ну, какое еще место из Трифонова она могла вспомнить! — воскликнула я.

Для меня-то все было совершенно очевидно.

Печалит меня только то, что мы с Муркой на дистанционном управлении. А с другой стороны, в Питере мне всегда есть где остановиться. Обычно я останавливаюсь на Дворцовой и, задрав голову, глазею на крышу Зимнего дворца. Там, по худосочному питерскому небу, плывут мне навстречу скульптуры. В Питере я впервые в жизни увидела плывущие по небу скульптуры. Потом я иду по Мойке до Гороховой, сворачиваю налево и останавливаюсь у подворотни рядом с винным магазином. В этой подворотне когда-то и жила моя Мурка.