Тони Моррисон - Возлюбленная [litres]

— Ступай вон туда, — сказал, показывая рукой, один из индейцев. — Вслед за цветущими деревьями. — И пояснил: — Следи за цветением и поспевай за ним. И придешь туда, куда тебе надо, когда все деревья отцветут.

И Поль Ди пустился вслед за цветущим кизилом и персиками. Когда персиковые деревья отцвели, он устремился к цветущей вишне, потом — к магнолии, потом его поманила своим цветом айва, пекановые деревья, грецкие орехи и опунции [6] Опунция — род кактуса. . Наконец он попал в огромный яблоневый сад, где цветы только-только опали и на ветках виднелись крошечные зеленые завязи. Весна лениво двигалась дальше на север, но ему-то приходилось спешить черт знает как, чтобы за нею успеть. С февраля по июль он только и делал, что выискивал вдали цветущие деревья. Когда они вдруг все пропали из виду и не осталось даже лепестка, чтобы указать ему дальнейший путь, Поль Ди замедлил свой бег, взобрался на дерево, росшее на холме, и принялся внимательно изучать окрестности, надеясь хотя бы на горизонте заметить проблеск розового или белого среди густой зеленой листвы, стеной окружавшей его. Он не касался цветов и не останавливался, чтобы вдохнуть их аромат. Он просто следовал за ними по мере их пробуждения — чернокожий человек в лохмотьях, устремившийся вослед зацветшим сливам.

Тот яблоневый сад, как оказалось, находился в Делавэре, штат Огайо. Там жила ткачиха. Она поймала его как раз вовремя — он только успел покончить с колбасой, которой она накормила его, — и он, плача, забрался к ней в постель. Она выдала его за своего племянника из Сиракьюс; для этого потребовалось всего лишь называть его именем племянника. Но спустя восемнадцать месяцев он уже снова вглядывался в даль — искал цветущие деревья, только на этот раз он ехал в повозке.

А через некоторое время ему удалось наконец запихнуть все — Алфред в штате Джорджия, смеющегося Сиксо, проклятого учителя, Халле, всех своих братьев, Сэти, петуха Мистера, вкус железного мундштука, вид размазанного по лицу масла, запах горящего можжевельника, листки из учительской записной книжки — в жестянку из-под табака и спрятать ее на груди. И когда он добрался до дома номер 124, ничто на свете не смогло бы заставить его открыть эту жестянку.

Она его выгоняла.

Совсем не так, как он тогда маленькое привидение — с шумом и громом, с разбитыми окнами и перевернутыми банками с вареньем. Но она его, тем не менее, выгоняла, и Поль Ди не знал, как это остановить; выглядело это так, словно он уходил сам. Незаметно, постепенно уходил все дальше от дома номер 124.

А началось все очень просто. Однажды после ужина он сидел в кресле-качалке у плиты, от усталости ломило все кости, он был исхлестан рекой и дремал. Проснулся он от шагов Сэти, спускавшейся по белой лестнице, чтобы приготовить завтрак.

— Я думала, ты ушел вчера куда-нибудь, — сказала она.

Поль Ди застонал и с изумлением обнаружил себя в том же кресле, где заснул вчера вечером.

— Господи, неужели я всю ночь проспал в этом кресле?

Сэти рассмеялась:

— Да уж врать не буду: проспал.

— Почему же ты меня не разбудила?

— Я будила. Раза два или три. А после полуночи сдалась; к тому же мне показалось, что ты куда-то ушел.

Он встал, вопреки всем ожиданиям спина ничуть не болела. Даже нигде не хрустнуло. Ноги и руки тоже были в полном порядке. И он чувствовал себя выспавшимся и прекрасно отдохнувшим. Бывает, решил он; попадаются же такие благословенные места, где всегда отлично спится. Иногда у корней какого-нибудь дерева, иногда прямо на пристани, иногда на голой скамье, а один раз он отлично выспался, скорчившись на дне лодки. Чаще всего такое случается в стоге сена — так что не всегда лучше всего спится на кровати. А здесь таким местом оказалось кресло-качалка. Странно: он по опыту знал, что мебель-то как раз — самый плохой выбор для сна.

На следующий день он снова заснул в кресле; потом снова. Он привык заниматься с Сэти любовью почти каждый день и, чтобы не смущаться под взглядом сияющей Бел, по-прежнему непременно поднимался в спальню по утрам или сразу после ужина. Но отчего-то спать ему лучше и удобнее всего оказалось именно в кресле-качалке. Он решил, что это, должно быть, его спина виновата — опора ей нужна после ночей в сырой норе в Джорджии.

Так оно и продолжалось, и, возможно, он бы даже привык, но однажды — уже после ужина и посещения Сэти — он спустился вниз, сел в кресло-качалку и понял, что ему это неприятно. И наверх ему тоже подниматься не хотелось. Раздраженный, мечтая об отдыхе, он открыл дверь в комнату Бэби Сагз и рухнул на постель, где умерла старая негритянка. Там он и уснул. Итак, пока что вопрос был решен — по крайней мере, так ему казалось. Он перебрался туда, и Сэти не возражала: за восемнадцать лет она уже привыкла спать одна на двуспальной кровати. Неплохо выглядела эта ситуация и с той точки зрения, что в доме были молодые девушки, а Поль Ди настоящим мужем Сэти все-таки не был. А поскольку он с прежней охотой поднимался к ней до завтрака или после ужина, то жалоб от Сэти не поступало.