Тони Моррисон - Возлюбленная [litres]

И стоило этой мысли прийти ему в голову, как Бел подавилась изюминой, которую долго выковыривала из хлебного пудинга. Она свалилась со стула, упала на спину и стала биться на полу, держась за горло. Сэти приподнимала ее, хлопала по спине, а Денвер все пыталась оторвать ее руки от горла. Наконец Бел, стоя на четвереньках, выблевала только что съеденный ужин и, задыхаясь, стала хватать ртом воздух.

Потом успокоилась, и Денвер принялась убирать за ней.

— Пойду посплю, — сказала вдруг Бел.

— Пойдем ко мне в комнату, — предложила Денвер. — Я там за тобой смогу присмотреть.

Лучшего момента и выбрать было нельзя. Денвер прямо-таки извелась вся, придумывая, как бы залучить Бел к себе в комнату да там и оставить. Ей было невыносимо спать на втором этаже и не знать, как она там, внизу. Не заболела ли? А вдруг уснула и не проснулась? Или (о Господи, только не это!) вдруг встала среди ночи и побрела прочь со двора точно так же, как явилась сюда? А теперь им было бы проще и разговаривать друг с другом: по ночам, когда Сэти и Поль Ди заснут; или днем, пока они не вернулись с работы. Обычно это были приятные, хоть и немного безумные беседы, полные недоговоренностей, странных мечтаний и снов наяву, что было куда увлекательнее полного взаимопонимания и ясности.

Когда девушки ушли, Сэти начала убирать со стола. Она оставила грязные тарелки стопкой возле таза с водой и спросила:

— Чего это ты на нее так взъелся?

Поль Ди нахмурился, но ничего не ответил.

— Мы с тобой уже один раз здорово поцапались из-за Денвер. Неужели и из-за Бел тоже будем ссориться? — спросила она снова.

— Я просто никак не пойму, в чем тут дело. Ясно, почему она так цепляется за тебя, но я никак не могу уразуметь, чего ты-то так за нее цепляешься.

Сэти перестала мыть посуду и посмотрела на него.

— А тебе-то не все равно? Кормить ее мне не трудно. Чуть больше прихватываю с собой из ресторана — и все дела. И потом они так хорошо подружились с Денвер! Ты это прекрасно знаешь, и я знаю, что ты это прекрасно знаешь, так что ж ты зубами то скрежещешь?

— Сам не понимаю. Просто чувствую, что-то тут не то.

— Ну и чувствуй себе на здоровье. Чувствуй, каково это, иметь место для ночлега у тех, кто от тебя не требует каждый день заслужить его. Почувствуй, каково это. И если этого тебе мало, то попробуй представить себе, каково это — цветной женщине скитаться одной по дорогам, где любая тварь тебя оскорбить может. Попробуй — представь такое!

— Я-то все это хорошо знаю, Сэти. Я не вчера родился и в жизни ни с одной женщиной подлости себе не позволил.

— Ну, значит, ты один такой замечательный, — откликнулась Сэти.

— А не двое?

— Нет. Не двое.

— Разве Халле тебя когда обижал? Он всегда на твоей стороне был. И никогда тебя в беде не бросал.

— Да? А кого же тогда он бросил, если не меня?

— Не знаю, да только тебя он не бросал. Это точно.

— Ну так он еще хуже поступил: бросил своих детей!

— Этого ты знать не можешь.

— Он же не пришел! Его же не было там, где мы условились!

— Он там был.

— Так отчего ж не показался? Почему я из-за него должна была впопыхах отправлять детей одних, а потом еще и его разыскивать?

— Он не мог с чердака слезть.

— С чердака? С какого чердака?

— У тебя над головой.

Медленно, медленно, используя каждую секунду отведенного ей времени, Сэти придвинулась к столу.

— Он все видел?

— Видел.

— Это он тебе рассказал?

— Это ты мне рассказала.

— Как это?

— В тот самый день, когда я объявился в вашем доме. Ты сказала, что они отняли у тебя молоко. А я-то никак не мог в толк взять, отчего он умом тронулся! Наверное, это его и доконало. Я знаю только, что он сломался. Совсем. Все эти годы, когда он и по субботам, и по воскресеньям работал, и по ночам порой тоже, ему нипочем были. А вот из-за того, что он тогда с чердака увидел — что бы это ни было, — сломался, как хворостинка.

— Значит, он все видел? — Сэти крепко обхватила себя руками, вцепилась пальцами в локти, словно боялась, что улетит.

— Видел. Не мог не видеть.

— Он видел, как те парни делали со мной такое, и позволил им жить дальше? Он видел? Видел? Видел?

— Эй, эй! Послушай. Дай-ка я тебе кое-что расскажу. Человек, черт побери, — не топор безмозглый, которым только и делают, что целый день дрова рубят да щепу колют. То, что он увидел, его доконало. И отрубить он этого не мог, потому что оно у него внутри засело.

Сэти металась по комнате — взад-вперед, взад-вперед, — освещаемая светом лампы.