Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

Зрители бурно выражали свое восхищение, но скоро умолкли, заметив властный и строгий взгляд старика, который зорко вглядывался в толпу, словно кого-то отыскивая. В эти минуты он был похож скорее на полководца, чем на бродячего заклинателя. Многие знали привычку Шейх-Саида: прежде чем что-нибудь сказать, внимательно осмотреться вокруг.

Но, против ожидания, Шейх-Саид не сказал ничего. Убедившись, что Мухтар хорошо укрыл удава, он выпустил на коврик мартышку. Обезьянка представляла то купца-ростовщика, то пьяницу, то толстобрюхого помещика, который курит кальян. Она издавала невообразимые звуки и уморительно гримасничала. Присутствующие покатывались от хохота, хватались за животы, громко повторяя остроумные, едкие реплики Шейх-Саида.

Но самый интересный момент наступил, когда на ковер были выпущены перепелки. Сперва они дрались между собой из-за корма. Но тут Шейх-Саид выпустил на них из клетки коршуна. Хищник с яростным клекотом бросился на перепелок. Птицы вначале растерялись, но затем взъерошились, захлопали крыльями и всей стайкой кинулись на врага. Натиск отважных птиц был так стремителен, так гневен, что коршун вынужден был, ко всеобщему удовольствию, с позором бежать с поля боя и спрятаться в своей клетке.

— Вот, посмотрите на этих маленьких пичужек! — сказал Шейх-Саид, когда смолкли восторженные возгласы толпы. — Они одолели свирепого коршуна, потому что были дружны. Ни один хищник не страшен, если от него дружно защищаются! Подумайте об этом на досуге!..

Шейх-Саид достал из-за пояса пестрый платок и расстелил его на земле.

— Теперь, добрые люди, помогите мне прокормить моих любимцев — бросьте на этот платок кто сколько может!

Только когда зазвенели монеты, Мухтар вспомнил вдруг, что с утра не был дома. Он рванулся было с места, но Шейх-Саид остановил его:

— Что с тобой? В чем дело?

Мухтар растерянно взглянул на старика.

— Моя мама, она все еще больна… А я здесь… Домой… надо… домой…

Старик не дал ему договорить.

— Хорошо, иди… Передай матери, что я сегодня обязательно навещу вас, — сказал он и, обратившись к толпе, громко крикнул: — Люди, дайте ему дорогу, его мать, как наш Багдад, изнемогает от тягостной жизни!

Мухтар торопился домой. С каждым шагом в душе его нарастало чувство тревоги. И это не без причины. Сегодня, на заре, когда он покидал дом, мать себя чувствовала совсем плохо.

Пурпурные лучи заката уже покидали небо. На окнах богатых особняков угасало пламя вечерней зари, но Багдад все еще шумел: водонос с бурдюком на спине нараспев предлагал прохожим холодную родниковую воду; стараясь перекричать друг друга, зазывали покупателей продавцы сдобных лепешек, сладостей.

Мухтар остановился и пересчитал свои капиталы.

— Десять пиастров! Не густо. Ну что ж. На четыре пиастра надо взять хлеба, на два — халвы… Мама очень любит ее.

Запах вкусного жареного гороха чуть было не нарушил всех расчетов Мухтара, но мальчик только несколько раз глубоко вдохнул этот соблазнительный аромат и поспешил дальше.

Купив два плоских круглых хлебца «хуба», Мухтар подошел к лавке, где продавали сладости:

— Положите мне, пожалуйста, между этими хлебцами кусочек халвы! — вежливо обратился он к хозяину и протянул деньги.

Продавец посмотрел на монеты, молча отвернулся и продолжал отгонять от сладостей мух.

Мухтар повторил свою просьбу.

— Ты что, сумасшедший? — окрысился на него продавец. — Что можно дать на эти гроши?

Мухтар смутился, но не отступил.

— Два пиастра не валяются на дороге! За них хозяин с меня семь шкур содрал, — в сердцах сказал он. — Дайте сколько можно…

— Проваливай-ка отсюда! — прикрикнул лавочник. — У меня без тебя болит голова.

— Да, у вас холера, чахотка… через час Азраил придет за вашей душой! — еще больше вскипел Мухтар.

— Ты! — загремел в бешенстве лавочник. — Ты смеешь меня, мусульманина, так обижать?! — Он схватил медную чашку весов и хотел запустить ее в Мухтара.

Но мальчик был уже далеко. Он шел и возмущенно ворчал:

— Два пиастра ему не деньги! Пожалел кусочек халвы для моей больной уммы.

У базара Мухтар наткнулся на уличного гадальщика Ахмеда-эфенди. Сидя на корточках, старик задумчиво глядел на темно-фиолетовые фасоли, разложенные на желтом платке. Доверчивые люди, особенно женщины, часто сидят у этого платка и затаив дыхание ждут, что им ответят фасоли, на которых гадает старик.

Мухтар остановился, с грустной мольбой посмотрел на гадальщика и тихо спросил: