Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

— Мне кажется, Мухтар, тебе лучше всего на первое время перейти жить к нам. Не так ли?

Слова Хашима-эфенди не сразу дошли до Мухтара — так неожиданно было это предложение. Но когда понял, радость захлестнула его: жить вместе с учителем, бывать в этой светлой комнате, листать эти книги!.. Глаза его заискрились, но щемящая боль сдавила ему сердце. Он снова увидал черный дым костра, неподвижное тело уммы, а в ушах его звучал печальный и ласковый голос старой Ходиджи: «Мой мальчик, я буду твоей матерью».

Он поднял на учителя полные слез глаза:

— А как быть с умма Ходиджей? Она ведь совсем одна, и моя мама так любила ее…

Хашиму пришлось по душе такое теплое отношение Мухтара к обездоленной женщине. Он обнял его за плечи.

— Хорошо, мой мальчик. Поступай так, как велит тебе сердце. А сюда, к нам, приходи как в свой дом. Что ни понадобится — обращайся без стеснения. Понял?

Мухтар посмотрел на учителя благодарным взглядом и согласно кивнул головой.

— Ну, вот и хорошо, — сказал Хашим-эфенди. — А теперь, мой маленький друг, я хочу тебе сказать вот что. Я понимаю, тебе сейчас тяжело. Горе окутало твою жизнь мраком. Но помни, сколько бы ни длилась ночь, все равно наступит рассвет. Ты еще очень молод, и твоя заря впереди. Поэтому не падай духом. — Он похлопал его по плечу. — Ты счастливее многих своих сверстников, ты умеешь читать! Вот и учись. Ищи опору в дружбе с хорошими людьми, в книгах, в труде. Главное — не гнушайся никакой работы. Помни — сладок только тот хлеб, что честно заработан своими руками. И как бы тебе ни пришлось трудно, никогда не зарься на чужое добро. Ты понимаешь меня?

— Да, муэллим, мне все понятно.

— И наконец, последний мой совет: веди себя всегда так, чтобы люди уважали и любили тебя, чтобы ничем не запятнал ты доброго имени своих родителей. Умей помочь товарищу и другу в беде, на добро отвечай добром, не уступай злу, умей до конца стоять за правду.

С улицы послышался стук дверного молотка. Мухтар живо поднялся с кресла, чтобы спуститься во двор и открыть дверь, но Хашим-эфенди остановил его:

— Нет, нет, ты сиди. Я открою сам.

Он вышел и через минуту вернулся, пропуская вперед своего друга, которого Мухтар уже видел с ним однажды.

Мухтар поднялся и, поклонившись гостю, обратился к Хашиму-эфенди:

— Дорогой муэллим, я всю жизнь буду помнить все, что вы мне говорили. Спасибо вам. А теперь разрешите мне уйти.

— А может быть, ты все же на сегодня останешься у нас?

— Я еще не был там…

Мухтар хотел сказать, что спешит на могилу матери, но не договорил, боясь разрыдаться.

— Хорошо, мой мальчик, иди. И помни — здесь тебя всегда ждут.

Мухтар шагал по улице точно в полусне, ничего не замечая вокруг, пока не дошел до кладбища. Старый кладбищенский сторож показал ему, где покоится его мать.

Много горьких слез пролил в этот день Мухтар над родной могилой. Солнце уже клонилось к закату, когда сторож тронул его за плечо:

— Сын мой, уже ночь наступает. Иди домой, не тревожь ее вечный сои. Да поможет тебе аллах!

Ходиджа, встревоженная, заплаканная, встретила Мухтара на улице, у ворот.

— Слава всевышнему, наконец-то вернулся! — воскликнула она, обнимая мальчика за плечи. — Где уж я только не искала тебя, чего только не передумала! На Тигр ходила, спрашивала у рыбаков — не утонул ли кто сегодня. Ну иди, иди же в дом!

В комнате Ходиджа поставила перед Мухтаром чашку с едой.

— Садись, ешь. Вот лепешка свежая, брынза. Сейчас чайку налью. С утра, наверное, ничего в рот не брал.

Мухтару не хотелось есть. Он страшно устал, и единственным его желанием было растянуться на циновке и закрыть глаза. Но Ходиджа так ласково хлопотала вокруг него, что он не решился отказаться и отломил кусочек лепешки.

— Да, чуть было не забыла, старая! — воскликнула Ходиджа, ставя перед Мухтаром кружку с чаем. — Приходил Шейх-Саид. Он очень хотел тебя видеть, но не дождался и наказал тебе завтра утром отыскать его в караван-сарае.

Услышав о Шейх-Саиде, Мухтар немного оживился. Он быстро доел свой ужин и тут же свалился в постель.

В комнате воцарилась тишина. Тускло светила керосиновая лампа. Ходиджа сидела возле нее и неторопливо вышивала коврик. Глаза болели, плохо видели, но она привычными движениями тянула нитку за ниткой, создавая сложную узорную кайму. Сделав последний стежок, она тихо вздохнула: «Ну, вот и коврик готов. Заказчик будет доволен. Теперь можно будет купить мальчику новую рубаху. А то совсем обносился».