Сахиб Джамал - Темнокожий мальчик в поисках счастья

— Это интересно, — заметил Луначарский, — где же он?

Акпер подтолкнул Мухтара вперед.

— Товарищ Луначарский, вот он — Мухтар ибн Хусейн. Мы как раз привезли вам письмо от товарища Дадаша Буният-заде и собираемся к вам на прием в Наркомпрос.

— Сперва давайте познакомимся с Мухтаром, а потом уже с письмом, — шутливо сказал Луначарский и протянул Мухтару руку. — Ну, давно в Москве?

— Нет, мы только вчера приехали, — ответил за него Сергей.

Задержав на секунду взгляд на Мухтаре, Анатолий Васильевич сказал:

— Давайте-ка ваше письмо.

Акпер вручил письмо. Нарком просвещения быстро вскрыл конверт, прочитал написанное и, передав письмо следовавшему за ним секретарю, сказал:

— Возьмите, пожалуйста, и закажите ребятам на завтра пропуск ко мне, так часов на одиннадцать. Позже мы с представителями делегаций должны быть у Владимира Ильича.

И откуда только взялась у Наташи смелость?! Уловив последнюю фразу Луначарского, она выступила вперед и, обращаясь к нему, заговорила:

— Анатолий Васильевич, если возможно, пожалуйста, возьмите и нашего Мухтара к товарищу Ленину. Он пришел к нам из далекой Индии с одной надеждой — увидеть Владимира Ильича. Мы очень просим вас, если можно, доставьте ему эту радость.

Слушая светлоглазую русскую девушку, Анатолий Васильевич ласково и внимательно смотрел на Мухтара. А юноша, уловив, о чем идет речь, быстро заговорил по-турецки, словно спеша подтвердить правильность слов Наташи. Он говорил волнуясь, несвязно, не зная, успевает ли Акпер переводить. Ему казалось — теперь только от наркома просвещения и зависит, увидит ли он Ленина, останется ли в Москве учиться. Обращаясь к Луначарскому, он без конца поворачивался к Акперу и говорил: «Понимаешь, друг, переводи каждое мое слово…»

Терпеливо слушая Мухтара, Анатолий Васильевич видел, как волнуется этот смуглый подросток. Он улыбнулся ему и, ласково положив руку на плечо, сказал:

— Ну что же, я очень рад, что ты добрался до нас, до Советской России… Мы намечаем открыть в Москве для трудящихся Востока нечто вроде университета. Я постараюсь помочь тебе поступить туда, а что касается встречи с Владимиром Ильичем Лениным, то приходи завтра со своими товарищами ко мне, — нарком показал на Сергея, Акпера и Наташу. — И мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем.

Вторая ночь в Доме Советов. Мухтар — гость Москвы. Охваченный своими думами и волнениями, он не мог уснуть. В ночной тишине, когда все спали крепким сном, он вспоминал минувшие дни, родной Багдад, друзей, покойную мать, мытарства с Зейнаб по трудным дорогам жизни, и на глазах его выступали горькие слезы. И тогда, чтобы успокоить себя, он резко сбросил колючее серое одеяло и тихо, на цыпочках бросился к окну, чтобы узнать: скоро ли утро.

Долго сидел он на широком подоконнике и смотрел во двор. Но дремлющая в осенней дымке ночная Москва ничего утешительного пока не обещала. И он опять с досадой возвратился на свой топчан и вытянулся на набитом соломой мешке, заменявшем матрац. Нет, сна не было. Он лежал, приковав глаза к потолку, и думал, думал о близкой радости: встрече с Лениным. Ему казалось, что он бросится к Ильичу, обнимет его, поцелует, как родного отца, и расскажет о своей жизни, о Багдаде, о сиротском доме, обо всем, что пришлось ему пережить, пока он добрался до России. Если бы не строгий запрет руководителя делегации, Мухтар давно бы покинул свой топчан и бродил по Москве. Москва — это не Баку, не Энзели, не Тифлис. Москва — город, куда он стремился больше двух лет, город, где живет Ленин, а с ним связаны все его надежды на будущее. Нельзя вести себя, как ему вздумается, — здесь центр, штаб революции… Советской власти!

И он терпеливо лежал, и перед его глазами, словно гонимые ветром, летели страницы книги его жизни. Чтобы успокоить себя и скоротать время, он стал сочинять песню:

Утром первым проснулся Акпер. Мухтар сидел, прижав колени к груди, и тихо-тихо что-то шептал себе под нос.

— Ты что, молитву читаешь?

— Я уже сочинил песню. Хочешь услышать?

И, не ожидая его согласия, продекламировал.

— Хорошая песня, — похвалил Акпер. — Возьми карандаш и бумагу и сейчас же запиши.

Мухтар с кислым выражением лица махнул рукой и, как бы немного важничая, произнес: