– А с чего вы взяли, что это вам удалось бы?
Стюарт многозначительно пожал плечами.
– Простите, Лиз. Я позволил себе слишком многое. Я сейчас уйду. Будем считать, что я посеял семя. Окажите мне услугу, поливайте его время от времени. Подумайте о том, что я сказал.
Он вышел в прихожую, снял с крючка свое пальто и снова вернулся в гостиную.
– Спасибо за чудесный вечер. Вы будете поливать его, мое маленькое семечко?
– Я… не забуду. Определенно не забуду.
– Хорошо.
Стюарт улыбнулся, поцеловал ее в лоб и ушел.
Следующие несколько дней Элизабет провела в состоянии легкого потрясения. Задним числом бесцеремонность Стюарта представлялась ей чем-то вроде нежеланной физической близости наподобие изнасилования.
Она подолгу гуляла в Гайд-парке, вдыхая полной грудью холодный воздух января. Допоздна засиживалась на работе. Купила и прочитала две книги о войне, на которой сражался ее дед. Приняла несколько важных решений на новый, только-только начавшийся год. Она будет меньше курить, станет раз в две недели навещать Тома Бреннана, – если он того захочет, а если нет, то какого-нибудь другого человека его поколения. Так она сможет выплатить свой долг, замкнуть круг.
Отправляясь с первым в этом году визитом к Тому Бреннану Элизабет надеялась узнать о своем деде что-то еще. Она понимала – при том состоянии, в каком пребывал разум Тома, рассчитывать не то что на пространные воспоминания, даже на коротенькую историю особенно не приходится, но ей хватило бы и простого упоминания имени деда.
Оделась Элизабет, зная, что творит в приютской комнате отдыха центральное отопление, полегче. Поскольку Бреннан жаловался на тамошнюю еду, она прихватила с собой испеченный матерью кекс. Заворачивая его, она вдруг подумала: до чего похоже на приготовление посылки на фронт. К кексу она добавила полбутылки виски – уж его-то, по крайней мере, окопникам из дому не посылали. А кроме того, стыдливо завернула в носовой платок два камфорных шарика, чтобы не дышать запахом мочи.
Она нашла Тома на том же месте, у окна. Он вложил ладонь в ее ладони, и какое-то время они просидели, счастливые, в молчании. Потом Элизабет спросила, что он поделывал – в последние недели и в предшествующие годы. Ответы Тома к вопросам Элизабет никакого отношения не имели. Он рассказывал о ночи Мафекинга, о затемнении и сестре, о том, как она упала со стремянки. Сказал, что ему не нравится еда, которую тут дают.
Время от времени Элизабет замечала, что ее вопрос до Бреннана определенно доходит – в его глазах за толстыми стеклами очков появлялось тревожное выражение. Он бормотал в ответ несколько слов, а затем либо умолкал, либо повторял какую-нибудь застрявшую в его память историю. Элизабет начинала подозревать, что уже выслушала большую часть его репертуара.
В этот раз она не приставала к Бреннану с расспросами о деде, считая, что добилась главного: наладила с Томом дружеские отношения. Если у него есть что сказать, он это рано или поздно сделает – скорее всего когда привыкнет к ее посещениям.
Она отдала ему кекс и виски, пообещала снова прийти через две недели. А в коридоре столкнулась со старшей медсестрой миссис Симпсон.
– Вот уж не думала увидеть вас снова, – сказала та. – Порадовал он вас чем-нибудь?
– Ну… не так чтобы очень. Не знаю даже, доволен он, что я его навещаю, или нет. Но мне нравится с ним общаться. Я оставила ему кое-что. Это разрешено?
– Зависит от того, что именно.
Элизабет подозревала, что виски находится под запретом. И поторопилась уйти, чтобы не видеть, как его конфискуют.
В тот вечер, вернувшись домой, Элизабет произвела кое-какие подсчеты. Сделать это следовало давно, однако она все тянула и тянула, потому что боялась возможного результата. Открыв прошлогодний ежедневник, она прикинула, когда у нее в последний раз были месячные. Шестого декабря – да, точно, поскольку Элизабет помнила, что в тот день мыкалась по городу в поисках аптеки и опоздала на обед с клиентом. А сегодня – 21 января. Последняя встреча с Робертом в ежедневнике помечена не была, но они виделись примерно за неделю до Рождества. Магазины были разукрашены к празднику. Роберт приехал на выходные на день раньше, что и позволило ему втиснуть свидание в свой распорядок. На следующий день она поехала на работу, стало быть, это были будни. Получается 21-е или 22-е. Оба приходились на середину цикла, на самое опасное, если она ничего не путает, время. Предохранялась ли она, и если да, то как, она не помнила. Она просидела на противозачаточных таблетках четыре года, потом врач посоветовал ей сделать перерыв. После чего они с Робертом стали прибегать к самым разным мерам предосторожности. И соблюдали их со всей возможной скрупулезностью, – Роберт, по ее мнению, даже с невротичной.
Читать дальше