Дэвид Лоуренс - Радуга. Цыган и девственница. Крестины

Старший учитель помешался на ее преследовании. Ему нужно было, чтобы она ушла. Со дня ее прихода дела шли все хуже, она никуда не годилась. С момента ее появления вся его система, составлявшая его жизнь в школе, подвергалась сомнению и угрозе. Для него она была непосредственной опасностью, и, движимый резким протестом против нее, он стал принимать меры к тому, чтобы удалить ее.

Наказывая кого-нибудь из детей, как например, Хилля, за проступок по отношению к нему, он делал наказание очень тяжелым, стараясь этим подчеркнуть, что причина суровости лежит в слабом учителе, допустившем такое положение вещей. Наказывая же за проступок по отношению к ней, он давал очень легкое наказание, как будто не придавая значения оскорблениям, касавшимся ее. Дети хорошо понимали это и действовали в полном согласии с ним.

Время от времени мистер Гарби налетал для проверки тетрадей. Целыми часами он обходил класс, брал тетрадку за тетрадкой, сравнивал страницу за страницей, в то время, как Урсула оставалась возле него, чтобы выслушивать все замечания и подчеркивания ошибок, направлявшиеся по ее адресу под видом упреков школьникам. Верно было то, что с ее приходом тетради сочинений приобретали все более грязный и неопрятный вид. Мистер Гарби подолгу останавливался на сравнении страниц, сделанных до ее руководства, со страницами, сделанными при ней, и впадал в неистовое бешенство. Многих детей он отправлял стоять со своими тетрадями. И закончив тщательный обход молчаливого, трепещущего класса, он сильно наказывал главных нарушителей на глазах у всех, меча громы и молнии разгневанного сердца.

— В таком виде класс, ведь это же просто немыслимо! Это прямо безобразно! Я не могу представить, как можно было довести вас до этого. Каждый понедельник я с утра буду приходить просматривать ваши тетради. Не думайте, что если никто не обращает на вас внимания, вы можете спокойно разучиться делать то, чему вас научили и пятиться назад, пока вы окажетесь в третьем отделении. Каждый понедельник я буду просматривать все тетради.

Потом, взбешенный, захватив свою трость, он уходил прочь, оставляя Урсулу лицом к лицу с бледным дрожащим классом. Детские лица были полны глубокой злобы, страха и горечи, а сердца их испытывали гнев и пренебрежение, относившееся скорее к ней, чем к учителю; и глаза их глядели на нее с холодным, безучастным обвинением, свойственным детям. С трудом находила она несколько незначительных слов, чтобы обратиться к ним. Если она отдавала какое-нибудь приказание, они повиновались ей с вызывающим видом, как бы желая сказать: «Если вы думаете, что мы слушаемся из-за вас, то ошибаетесь. Все дело в старшем учителе». Она посылала наказанных, рыдающих мальчиков на их места, зная, что они презирали ее, считая ее слабость единственной причиной их наказания. Она очень хорошо понимала положение дел, и ее отвращение к физическому наказанию и к побоям стало причинять ей еще более глубокое страдание, так как оно всякий раз являлось ее моральным осуждением, еще более мучительным, чем все остальное.

В течение следующей недели ей пришлось внимательно следить за тетрадями и наказывать за всякую ошибку. С холодностью в душе она пришла к этому решению. Ее личные желания умерли на эти дни. В школе не было места для ее Я. От нее требовалось быть только учительницей пятого отделения. Это была ее обязанность. Урсула Бренгуэн должна была быть изъята.

Бледная, сдержанная, бесстрашная и чуждая, она перестала видеть перед собой детей, с их живым взглядом. Она видела и сознавала только ту задачу, которую надо было выполнять. И в таком настроении она была настолько безразлична к детям, что могла наказывать там, где она прежде сочувствовала, понимала и снисходила, чтобы настоять на своем в том, что раньше было ей безразлично. Она не проявляла больше к ним ни интереса, ни участия.

Для живой, непосредственной семнадцатилетней девушки было жестокой мукой стать с детьми сухой и официальной, не проявляя к ним никакого участия. После тягостного понедельника ей удалось в течение нескольких дней добиться известного успеха в классе. Но в силу неестественности положения, она быстро начала ослабевать в своем напряжении.

Одно испытание не замедлило смениться другим. При раздаче перьев на класс некоторым ученикам не хватило. Она послала попросить у мистера Гарби. В ответ он явился собственной персоной.

— Не хватает перьев, мисс Бренгуэн? — спросил он со спокойной улыбкой, предвещавшей взрыв бешенства.