Фредрик Бакман - Медвежий угол

Спорт – это классно, но спорт жесток. Господи, сколько часов своей жизни тратят на хоккей эти мальчишки? Сколько потратил сам Давид? Вся жизнь, до двадцати – двадцати пяти – сплошные тренировки, но с чем ты останешься, когда выяснится, что ты недостаточно хорош? Ни с чем. У них нет ни образования, ни других возможностей. Игрок вроде Кевина может стать профессионалом. Возможно, будет зарабатывать миллионы. А игроки, чуть-чуть не дотягивающие до его уровня? Все они отправятся работать на завод неподалеку от хоккейного стадиона.

Давид смотрел на растяжку с лозунгом. Пока его команда выигрывает, у него есть работа, но если они проиграют? Далеко ли ему самому до завода? Что он умеет, кроме хоккея? Ничего.

В двадцать два года он сидел ровно на этом месте и думал о том же самом. Тогда рядом с ним сидел Суне. Давид спросил его о лозунге – что значат эти слова для Суне, и тот ответил: «Солидарность – это цель, которая нас объединяет, ради нее каждый из нас готов исполнять отведенную ему роль. Равноправие – это доверие. Мы любим друг друга». Давид долго обдумывал его слова, а потом спросил: «Ну а культура?» Лицо у Суне стало серьезнее, видно было, что он старательно подбирает слова. Наконец он сказал: «Культура – это не только то, что мы поощряем, но и то, что позволяем». Давид спросил, что он имеет в виду, Суне ответил: «Многие делают не только то, что мы им говорим. Но и то, на что мы закрываем глаза».

Давид запрокинул голову и прокашлялся. Потом спустился на лед. Он больше не смотрел на растяжку. На этой неделе лозунги не важны. Важны только результаты.

Петер шел мимо кабинета генерального директора. Внутри уже столпился народ, несмотря на утро. Спонсоры, правление, все шумные и возбужденные, какими взрослых мужчин может сделать только игра. Один мужик из правления, лет шестидесяти, заработавший свое состояние на трех разных строительных компаниях, неистово дергал бедрами, демонстрируя, что, по его мнению, команда Бьорнстада сделала с противниками в полуфинале, и орал:

– Весь третий период – это же чистый ОРГАЗМ! Они решили, что могут нас отыметь, НАС! Да они еще не одну НЕДЕЛЮ будут раком ходить!

Некоторые засмеялись, некоторые – нет. Если кто-то что и подумал, то вслух ничего не сказал. Ведь это просто шутка, правление – тоже команда, у каждого свои достоинства и недостатки.

Позже в тот же день Петер отправится в супермаркет Фрака, будет сидеть в кабинете друга детства, перетирать былые матчи и отпускать старые шутки, которые они повторяют с тех пор, как познакомились в хоккейной секции, когда им было по пять лет. Фрак предложит виски, Петер откажется, но перед уходом скажет:

– У тебя работы на складе не найдется?

Фрак задумчиво почешет бороду и спросит:

– Для кого?

– Для Роба.

– У меня сотни людей стоят в очереди на склад, о каком, блин, Робе ты говоришь?

И тогда Петер встанет, подойдет к старой фотографии хоккейной команды из маленького глухого городка, занявшей когда-то второе место в стране. Сперва Петер ткнет пальцем в себя. Потом во Фрака. А потом в Роба Хольтса – прямо между ними.

– «Мы не бросаем друг друга», Фрак, разве не так ты говорил? «Медведи из Бьорнстада».

Фрак посмотрит на фото и пристыженно опустит голову.

– Я узнáю в отделе кадров.

Два сорокалетних мужчины пожмут друг другу руки перед снимком, на котором им по двадцать лет. В конце концов, это просто игра. Но только не совсем. И не всегда.

Раздевалка заполнилась юниорами, но не шумом. Каждый молча надел защиту. Беньи не было. Все это видели, но никто ничего не сказал.

Лит попытался сломать лед – стал рассказывать, как на вечеринке у Кевина одна девчонка сделала ему минет, но вранье было шито белыми нитками, поскольку девчонку он так и не назвал. У Лита язык без костей, это всем известно. Он словно собрался сказать что-то еще, но испуганно глянул в сторону Кевина и решил промолчать. Игроки вышли на лед, Лит примотал щитки, в сердцах оборвав концы скотча и бросив на пол. Бубу дождался, когда все уйдут, наклонился, поднял их и выкинул в мусорное ведро. Они с Аматом никогда об этом не говорят.

Только в середине тренировки, когда игра прервалась, Кевин подгадал момент, чтобы подкатить поближе к Амату и поговорить наедине. Амат стоял, повиснув на клюшке, и разглядывал свои коньки.

– То, что ты видел… Ты не думай… – начал Кевин.

В его голосе нет угрозы. Он не нападает, не приказывает.

– Ты же знаешь этих девчонок, – почти прошептал он.