Зигфрид Ленц - Хлеба и зрелищ

Стадион «Виктории» находился в самом центре города: небольшой, ухоженный; за стадионом два теннисных корта, плавательный бассейн, душевые. Все в идеальном порядке. Когда я впервые увидел этот стадион, то подумал, что спортом здесь надо заниматься в смокинге. Я прошел вместе с Бертом по всем спортивным сооружениям «Виктории», увидел безукоризненные постройки, даже душевые имели свои индивидуальные черты; клуб «Виктории» уже сфотографировали, и фото поместили в журнале под рубрикой «Новостройки»… За кустарником находился флигель, где жил садовник спортобщества, главный «косметик» «Виктории», по фамилии Липшитц. Им были очень довольны.

Липшитц догнал нас за душевыми, но узнав Берта, снял шапку и убрался восвояси.

Веранда клуба, маленькие столики, белые лакированные садовые стулья на кованых ножках… Мы вошли в зал, и Берт толкнул меня в бок, хотел обратить мое внимание на то, как здешние интерьеры отличаются от интерьеров пивной «Львов гавани»: здесь не пахло кислой капустой, холодным табачным дымом, пол не был посыпан опилками, и никто из присутствующих не сидел в подтяжках. Шума не было, посетители беседовали при свете настольных ламп с матерчатыми абажурами, но о чем шла беседа — нельзя было сказать, и мне вдруг показалось, что здесь ведут безмолвный разговор хищные рыбы. Все были при галстуках, гладко выбриты, с бегающими глазками, почти у всех губы моментально складывались в улыбку. В клубе были представлены все возрасты. Официант почтительно препроводил нас к вице-президенту «Виктории» Матерну, подтянутому мужчине лет за шестьдесят, с лиловым лицом и с бородкой. Волосы у него были серебристые, с легким оттенком голубизны, как дюраль самолета. Он по-отечески поздоровался с Бертом, благосклонно со мной и пригласил нас за свой столик. Мы ели мясо по-сербски, на шампурах, с такой острой приправой, что слезы текли из глаз. Потом подошла незнакомка и напомнила вице-президенту, что пора пить кофе. Я никогда не видел девушку такой ледяной красоты: слегка откинутая назад голова, чуть раскосые глаза, тонкий подбородок. О, я хорошо помню, как она появилась у нашего столика! В первую же секунду я назвал ее про себя «Снежной королевой». Матерн со вздохом поднялся и под руку с девушкой ушел наверх, где был сервирован стол.

— Наверху совсем домашняя обстановка, — сказал Берт и задумчиво взглянул на потолок.

Да, в клубе «Виктории» все было по-домашнему. Как-то раз нам рассказали об одном незадачливом торговце. Кто рассказал? Ну конечно Галлаш, муж Карлы. Торговец непременно хотел стать викторианцем. Заполнил анкеты, заявил о своей готовности к анонимным пожертвованиям, но президент клуба колебался, а когда торговец захотел увеличить сумму пожертвований, то ему сообщили, что его заявление о приеме в клуб не может быть удовлетворено. Помехой был его магазин. Хотя Берт тоже работал в магазине, но магазин этот принадлежал спортивному обществу, а Берт был в некотором роде кладовщиком, но прежде всего он, как и лохматый Дорн, был знаменитостью — звездой общества, может быть, даже его алиби.

Когда рассказывал Уве Галлаш, юрисконсульт общества («Присяжный весельчак», как его тут называли), Берт заметил:

— С первого знакомства мы испытываем чувство симпатии друг к другу, Галлаш и я.

Уве Галлаш — весельчак Галлаш — на вид был рубахой-парнем, но чувствовалось, что его душит злоба. Я хорошо помню Галлаша — белокурого великана с сонным веснушчатым лицом, он был похож на яхтсмена из ганзейского города.

В тот день, когда Матерн со «Снежной королевой» поднялся наверх, Уве Галлаш сел за наш столик; он ел тушеные помидоры, запивая их молоком, и, не поднимая глаз, тихим голосом рассказывал всякие истории из жизни спортивного общества «Виктория». Что за истории? Я уже забыл их, но никогда не забуду того, что произошло потом, когда мы уже достаточно близко познакомились и Галлаш взял меня с собой «на работу», как он выразился.

Это произошло в один из осенних вечеров. Берт и Дорн тренировались, даже в сумерках они выполняли задания, полученные в письменном виде от Гизе, — спортсмены-заочники, а Уве Галлаш взял меня с собой «на работу». Он представлял интересы завода, выпускающего машины для обработки рыбы: филетировочные машины, машины для удаления костей и великолепные «гильотины», которые сортировали рыб и отрубали им головы. Но муж Карлы работал не на заводе, нет, на заводе он только получал жалованье за свою многотрудную деятельность. Работа его заключалась в том, чтобы увеселять, создавать радостное настроение у солидных клиентов, утомленных длительными переговорами на заводе. С заказами приезжали представители всех наций: канадцы, японцы, англичане и русские, и в тот момент, когда они покидали завод, для Уве Галлаша начиналась работа. Он обеспечивал развлечения и делал это столь образцово, что его прозвали «Присяжным весельчаком».