— Сорок третий! Сорок третий! Что у вас случилось? — неслось из кабины пункта управления. У лестницы, ведущей наверх, в кабину, столпились летчики, техники и механики, прислушивались.
— Черт его знает… Электроника молчит, видимо, напряжение упало. И авиагоризонт, и курсовая система… Буду сажать по компасу и высотомеру, — отвечал борт.
Колесов в общем-то не волновался, плохо только — стемнело, видимость плохая и можно не рассчитать высоту при посадке.
— Катапультируйся! Борт «сорок три», как слышишь? Я приказываю катапультироваться! Витя! Товарищ полковник, я приказываю!..
— Обеспечьте посадку, пожарную машину к центру полосы! А ты, Михайлов, не ори, не дома. Тут и без тебя мороки хватает.
— Товарищ полковник! — генерал ругался по-пехотному, грозил и чертом, и партийным бюро, и своей властью, и властью свыше — самолет заходил на посадку.
Колесов по аэронавигационным огням вывел истребитель на полосу, в том, что не промахнется мимо полосы, он был уверен. По высотомеру снизился до минимума, но пока снижался, дальше проскочил полосу. Опять набрал высоту и стал разворачиваться для следующего захода на посадку.
Во второй раз вышло удачнее.
Истребитель как бы завис над полосой. Полковник дал штурвал на себя, самолет задрал нос, и всем показалось со стороны, что Колесов решил еще раз повторить заход, но истребитель слегка коснулся полосы левым шасси, все-таки пилот без электронных приборов не сумел выдержать горизонт самолета, затем правое колесо шаркнуло по плитам, и, плюхнувшись на все три шасси, истребитель покатил по бетонке.
— А ты боялся, Михайлов, видел? А?
Генерал схватил фуражку и побежал к «газику».
— Ну, я тебе, сукин сын, — пробормотал он, плюхнувшись на сиденье. Шофер проснулся и испуганно взглянул на него. — Да не вам, — генерал мотнул подбородком: — К самолету!
Истребитель, покачиваясь на стыках плит, медленно выруливал к пункту управления, рядом с ним по обочине рулежек шел «газик», в нем стоял генерал-майор Михайлов и грозил кулаком полковнику.
Самолет подкатил к ИПУ [4] ИПУ — инженерный пункт управления.
. Топорков подставил стремянку и, поднявшись по ней, открыл фонарь. Полковник сидел, склонясь головой на штурвал. Аркашка помог командиру снять гермошлем и вылезти из кабины.
— Докладывайте, полковник, — генерал смотрел грозно, и Колесов подумал, что Михайлов тоже не читал Грина и вообще все они здесь как будто играют в большую игру, опасную, нужную, чтоб враг боялся, но все равно игру, а истинная жизнь должна быть естественной, как в «Бежином луге» у Тургенева, и стал докладывать:
— Товарищ генерал, полковник Колесов полетное задание выполнил. При возвращении на базу произошло воздушное происшествие — отказали приборы. Так как обстановка была приближенной к боевой, решил сажать самолет.
— Приказ о катапультировании слышали?
— Слышал.
— Так какого черта? Ты думаешь, мне хочется за тебя гореть?
Полковник зевнул и, чтоб оправдаться, пробормотал:
— Нервное.
Но Михайлов уже «завелся»:
— «Нервное»! Ты, Колесов, с кем разговариваешь? Ты ему про Ерему, а он зевает. А?! — Михайлов оглянулся. Вокруг стояли солдаты и офицеры. — Ладно. Завтра поговорим, а то неудобно, ты понимаешь, при твоих подчиненных.
На другой день с утра Колесов в своем кабинете получал разгон от Михайлова. Полковник стоял на новом ковре, слушал и посматривал в окно. А за окном было солнечно, небо чистое, без единого облачка, вырастало из-за горизонта над степью голубое и высокое.
У клумбы возился Топорков, потому что закончил какой-то техникум, был специалистом по цветам и дело свое любил…
А когда человек любит — жить ему счастливо.
После обеда Игорек уснул на недометанном стоге. То есть спать он, конечно, не хотел, на стог залез утаптывать сено, а прилег совершенно случайно: дед ремонтировал волокушу, и работа временно стала.
Игорек лег в пахучее сено и, уже притомившийся за день, сразу погрузился в сладкий и теплый сон.
Он не слышал, как потерявший его старик кричал и стрелял в воздух из курковки, не слышал потому, что в это время рос, летал во сне над росистыми листьями и травами, сверкающими нитями паутины, в которой запуталось солнце.
Спал Игорек довольно долго, и когда проснулся, солнце уже заходило, красный шар его багрянил верхушки сосен, окружающих огромную поляну, бывшую когда-то лесосекой, а потом отданную под покосы.
Читать дальше