Ну, почти что ее!
Рози никогда не будила прошлое. Только настоящее и самое ближайшее будущее имели значение. И не было решительно никаких причин, почему бы приезду Тимоти и не стать чем-то вроде Дня Осеннего Благодарения для всех добрых людей в городе, белых и черных, которые ждали его возвращения. Если людям попроще больше по душе сравнить это с вербным воскресеньем, что ж, пожалуйста.
Чем бы оно ни было, старая женщина ждала его с благостным чувством удовлетворения, как светлого праздника, для которого день родится. Не ради же Никодемуса она метнулась к воротам, когда по их тихой улице вдруг загромыхали колеса и она подумала, что это его автомобиль!
Она засеменила к своему наблюдательному пункту на углу. Оттуда было хорошо видно, как вспыхнул огонек красного стоп-сигнала, когда тяжелый автофургон затормозил около универмага Фермааков.
Теперь уже было настолько светло, что она смогла даже разобрать золотые буквы на двойных задних дверях. Она не умела читать и не нуждалась в этом. Она и так прекрасно знала этот фургон. Каждую неделю он делал рейс на юг и потом возвращался. Надпись, что шла по нему наискосок, означала: «Сиддон» — и была названием фирмы. Она всегда узнавала эту надпись по очертаниям букв. Значит, было часов семь утра, раз приехал фургон от Сиддонов. Безжалостно заставлять старую женщину ждать в такой день с семи часов утра и до половины восьмого. Йоханнес, приказчик у Фермааков, рассчитал, что мальчик приедет в половине восьмого. «Успокойся, займись делами, наберись терпения — и не заметишь, как пройдет время», — сказала она себе, сжав руки в кулачки у подбородка. И заторопилась с виноватым видом к дому, где было полно дел, а доктор, наверно, уже ждал кофе.
Йоханнес все рассчитал до секунды: в семь тридцать — так он сказал. «До семи тридцати можешь спокойно заниматься делами, Рози! А в семь тридцать приходи, и мы выберем!» — подмигнул он.
Йоханнес — добрый человек. Может быть, он не совсем умеет читать в душе у женщины, но это делает его еще более ценным другом. Как быстро летят годы! И Йоханнес стал стареть. Ну, ему еще далеко до ее лет, а все-таки и он стареет. И никакое солнышко уже не растопит иней на его голове. А ведь он был карапузом, когда она, уже девушкой, нанялась работать к деду нынешнего доктора, самого бааса Яна тогда еще и на свете не было.
Рози, пританцовывая, прошлась по кухне, положив руки на поясницу, будто у нее спину схватило, и снова вспомнила про Йоханнеса. Она с пяти часов лежала, прислушиваясь, когда прогрохочет этот фургон. Вот-вот и половина восьмого будет.
В двадцать минут восьмого она надела чистый передник, из тайника вынула жестянку из-под кофе, достала оттуда фунтовую бумажку и завязала ее себе в головной платок.
Она придет чуть раньше, на несколько минут, но Йоханнес поймет, ведь все-таки она женщина.
Она еще с полдороги заметила, как кончили разгружать фургон и он отъехал. Йоханнес помахал ей, показывая, чтобы она шла через двор: большие входные двери универсального магазина раньше половины девятого не открывались.
— Слушай, Рози, только поживей, ладно? — заговорщическим шепотом предупредил Йоханнес. — В дни, когда мы принимаем товар, хозяин заявляется раньше обычного.
— Ну, конечно, я только посмотрю, я мигом, — пообещала она.
Он провел ее через склад в торговый зал. Фермааки торговали всем, от иголок до плотничьего инструмента, от зубной пасты до дамского белья. Готовой одежде отводилось почетное место в витринах, сразу напротив стеклянных входных дверей протянулся прилавок с мануфактурой. Коричневые тюки с хлопчатобумажной одеждой, доставленные утренним фургоном от фирмы «Сиддон», были кое-как свалены в кучу и ждали разборки.
Рози устремилась к прилавку с дамскими шляпками. Одного искушенного взгляда было достаточно, чтобы отвергнуть их все одну за другой. Две были почти модные. Остальные… И по остальным никто не стал бы плакать, хотя Йоханнес и уверял, что фирма изготовила их с учетом всех особенностей данной местности. Бракплатц оставался верен своим испытанным старым друзьям, шляпкам попроще и подешевле, из тех, которыми торгуют странствующие разносчики, панамкам от уха и до уха, похожим на перевернутую тарелку, но отменно удобным или простым соломенным шляпкам; шляпкам «целомудрие — добродетель», в которой женщине не стыдно появиться в церкви и которая если и вызывает толки, то всегда в похвалу — ох, она у вас все еще как новая! — и никогда — в осуждение. Деревенский консерватизм был на стороне фирмы «Сиддон». Бракплатц и ему подобная глушь были прочным рынком сбыта вышедшей из моды завали. Но не такую шляпку хотела Рози, пусть даже до сих пор она вообще обходилась платком…
Читать дальше