Аркаша посмотрел.
— Вот… А. Семиклассов и Б. Семиклассов.
— Братья Семиклассовы! — крикнул кто-то. — Алик и Боря.
— Почему? Может, Алексей и этот… Болеслав?
— Или Аркадий, и… — Говоривший еще дольше искал мужское имя на «Б», ничего не смог придумать и ляпнул: — Браун!
— Какой еще вам «Аркадий»? — сказал Аркаша Пронкин. — Вон кто хотел у меня вырвать, кричал, они с Глебом написали. — Аркаша ткнул в сторону Максима. — Все видели.
— Безобразие! — сказала Аня. — Неужели не понимаете? Клевета на всю школу. На учителей. Еще от имени всех… Поклеп на весь класс. Самый настоящий позор и вражеский выпад!
— А не позор чужие тетрадки хватать? — спросила Люба, и в этот момент Глеб сказал:
— Это не мы писали.
— К-как? — даже заикнулся Аркаша. — Максим только что сам говорил. Верно?
— Верно, — сказал Максим.
— Что ты врешь?! — закричал Глеб. — Не слушайте его… Пусть докажут! Там на машинке.
— Лично я писал, — деревянным голосом сказал Максим. — А он — не знаю.
— Неправда! — опять крикнул Глеб. — Зачем ты? Пускай доказывают, если есть охота. Следствие проводят.
— И доказывать нечего! Все ясно.
— Ясно, как у ворона в желудке после стакана черного кофе!
Это Аркаша высказался, и все засмеялись. А когда кончили смеяться, Неля спросила Аню: в чем, собственно, дело, что в этом плохого? Неважно, кто писал, а только все правильно…
— Хорошо, посмотрим, — сказала Аня с угрозой. — Соберем сегодня собрание и посмотрим… А на собрание старшую вожатую позовем. И членов комитета комсомола… Такие факты надо пресекать! Особенно перед выходом из пионерского возраста… Дай сюда!
Она куда более ловко, чем Максим, сделала один-два прыжка — и вот тетрадь у нее в руках. И тут же прозвенел звонок.
— …Ты что, с ума сошел?! — яростно шипел Максим Глебу, когда начался урок. — Зачем отказывался? Струсил?
Наверное, не часто можно услыхать от мальчишки то, что донеслось в ответ, тоже шепотом, до ушей Максима.
— Ну и струсил. А что? Приятно, если почти все против? Я же вижу…
— Ничего не все… И должен ведь кто-то начать? Иначе в мире вообще никакого движения не будет. Это молекулы только сами все время шныряют. Никто их не подталкивает… А люди…
В это время Аня встала и попросила разрешения выйти.
Все поняли по ее виду, что причины тут никак не личные, а куда более серьезные. Даже строгая учительница математики без лишних расспросов отпустила ее.
— Теперь начнется, — прошептал Глеб. — Дым коромыслом…
Когда Аня вернулась и со скромным, но победным видом села на место, все почувствовали напряженность в воздухе, как перед четвертной контрольной или перед грозой. Учительница сказала:
— Расслабьтесь, расслабьтесь, пожалуйста. Что с вами? Сейчас вы должны думать только о построении графика по уравнениям…
— …Все остаются на местах! — крикнула Аня сразу после звонка. — Никто никуда не уходит! Сейчас придет Лора.
— Все у нее ЧП, — сказала Лена. — Чуть что: крик на весь мир!
— Точно, — сказал Миша. — Ребята, не бойтесь, мы вас поддержим!
— Мы и не боимся, — сказал Глеб.
Они с Максимом сидели, развалясь, за своим столом, рядом были Жора, Яша и другие, но, хочешь — не хочешь, все равно ощущался уже какой-то барьер — пусть даже не барьер, просто невидимая для глаза ленточка, но она уже была, была… И по одну ее сторону находились Глеб и Максим, а по другую — все остальные.
— …Перловую кашу делают из перлов! — ни к селу ни к городу прокричал Аркаша, и в этот момент в класс вошла Аня, а за ней долговязый Роман Лунин из десятого «А».
— Привет прокурору! — крикнул Аркаша.
— Он тебе не прокурор, — сказала Аня, — его Лора назначила. Вместо себя. А Лору срочно вызвали… Садитесь все. Тихо!
— Давайте садитесь. Быстрее кончим, — сказал Роман красивым басом и еще от двери помахал тетрадкой, как будто ему жарко. — Хотя дело тут у вас серьезное, — продолжал он, добравшись до учительского стола. — И мне действительно придется быть прокурором. Вернее, судьей. Итак, слушается дело двух авторов, иначе говоря, соавторов, которые обвиняются…
— Мы не в суде! — крикнул Максим.
— Ну ладно, ладно, — сказал Роман. — Я так, для тренировки. Хочу поступать на юридический… Давай веди собрание. — Это он к Ане обернулся.
И Аня стала вести. Сначала попросила Валю Ситникову, которая на всех вечерах стихи декламирует, прочесть все снова. В проникновенном исполнении Вали все слова о нянечках, об учителях, о том, что ребята «помалкивают», заиграли новыми красками, стали куда серьезней, чем когда выкрикивал Аркаша Пронкин. Затем Аня повторила то, что сказала уже перед последним уроком: безобразие… порочит и позорит… «пятая колонна»… и пусть не говорят от всех и за всех…
Читать дальше