Георгий Гулиа - Три повести

Но мне хочется сблизить события этого черного дня и тот бесславный конец, который был уготован историей Аслану и его приспешникам, и тем самым завершить повествование…

…В то время, как Аслан чинил расправу во дворце, Батал изо всей мочи стучался в крепостные ворота. Ему открыли их не сразу, и это озадачило его. Он услышал подозрительную возню за стеной и голоса, показавшиеся ему чужими.

— Эй, вы, что с вами? — крикнул он.

— Сейчас, — ответил чей-то хриплый голос.

Ворота медленно отворились, и уже через мгновение завязалась рукопашная схватка. Заговорщики бросились вперед с шашками наголо. Батала окружили несколько человек. Даур ринулся к нему на выручку.

— Беги в город, Даур, поднимай всех… — приказал ему Батал. — Измена-а-а! — закричал он во весь голос.

— Я буду с тобой! — ответил Даур, и шашка его бешено заработала.

— Даур, умоляю тебя, поднимай горожан!

Прислонившись спиной к древней крепостной стене, Батал яростно отбивался от врагов. И при свете зарева, вставшего над горой, Даур в последний раз увидел изуродованные черты его лица…

Даур размахнулся шашкой что есть силы и, одним ударом сняв вражью голову, вырвался на улицу. Он бежал по городу и кричал:

— Измена! Измена!

А костры на горе разгорались все больше и больше.

Вот глава, которая неизбежно должна последовать за предыдущей. Не надо обладать особой сметкой, чтобы предугадать ее появление. Человеческая история дает многочисленные примеры чудесной последовательности событий.

Я не могу отказать себе в удовольствии отметить, что жизнь человеческую от самого сотворения мира постоянно движет справедливость, неугасимая, как солнце. Правда, эта справедливость не торжествует сама по себе, но добывается человеком в суровой борьбе. Справедливость, дарованная небом, — такая же химера, как существование стеклянного небесного купола. Эта простая истина нынче хорошо усвоена большинством человечества и не нуждается в особых доказательствах. И наш эпизод из великой борьбы, которую вели народы Кавказа против султана, еще раз говорит о том, что свобода добывается только в героической борьбе народа, и только народа…

Итак, Даур бежал по пустынным улицам. Он стучался во все двери и, едва переводя дыхание, повторял:

— В крепость!.. Измена!..

И он бежал дальше.

Весть о происшествии в крепости быстро облетела весь город и, к удивлению наймитов султана, вызвала мгновенный отклик: словно взорвался порох. Сухумцы высыпали на улицы, вооруженные чем попало: одни — пистолетами, другие — ружьями, третьи — кинжалами, а многие просто с палкою в руках.

— Ко дворцу! Ко дворцу! — слышались крики.

И толпы беспорядочно неслись вперед.

Но дело оказалось более сложным, чем это представлялось поначалу. После первых же выстрелов, по условному сигналу, выползли из нор чужеземные тайные агенты. Они старались вызвать в городе панику.

Однако и этот коварный замысел был разгадан народом. В разных концах города завязались стычки с заговорщиками.

На одном из перекрестков злоумышленники открыли стрельбу по горожанам. Каждый выстрел резкой болью отдавался в сердце Даура. Может быть, это стреляли те самые кремневки, которые были похищены из крепости?

Жертв становилось все больше. Обильно окрасились улицы кровью сухумцев. Но каково было всеобщее удивление, когда выяснилось, что вчерашние мирные турки, торговавшие кишмишом и прочими яствами, были вооружены с ног до головы…

Сухумцы с трудом верили своим глазам.

— Они так честно торговали, — проговорил кто-то в толпе.

— И охотно отпускали в долг, — подтвердили другие.

Внимание Бирмана и его двух друзей, не желавших отставать от горожан, привлекла свалка, происходившая на перекрестке. Бирам держал в руке шашку, Согум — огромный кинжал, а Темур волочил ржавый багор.

Старый рыбак тотчас же узнал одного из стрелявших.

— Это Осман-оглы, — сказал он, указывая на толстого турка, — торговец фруктами… А другой? Другого не знаю.

— Тоже торговец, — послышалось из толпы. — По роже видно!

Согум брезгливо взглянул на толстяка, дрожавшего, как осиновый лист, и сказал, обращаясь к возбужденным горожанам:

— За наших крестьян! — и, отпустив каждому «торговцу» по увесистой затрещине, помчался дальше.

И сухумцы, взбешенные неслыханным вероломством заморских гостей, по достоинству расправились с ними: их растоптали, а трупы выкинули в сточную канаву.