Максим Макаров - Кадетство.Выбор

— Ну что, идем с энтузиазмом пришивать погоны? — почти миролюбиво поинтересовался Бугай, ослабляя хватку.

Боль стала терпимее. Макс глянул прямо в глаза своему мучителю и вытянулся, как мог, учитывая, что его ухо все еще оставалось в руках старшекурсника, по стойке «смирно».

— Могу даже песню затянуть.

— Затягивай! — Бугай опустил руки, потом сложил их на груди и весьма иронически уставился на строптивого «соса».

Маршируя, Макс бодро направился к двери, поборов искушение потереть пострадавшее ухо.

— Я шоколадный заяц, я ласковый мерзавец…

За ним двигался эскорт в виде исполненного достоинства старшекурсника и тревожно трусящего сзади Перепечко.

В коридоре мимо ребят прошел задумчивый Леваков. Только что у него произошла не особо приятная встреча, поэтому на Макса и его сопровождение он, несмотря на всю помпезность данной процессии, внимания не обратил.

Когда Андрей выходил из бытовки, то нос к носу столкнулся с Сырниковым. Невозмутимо оглядев новую форму Левакова, Сырников (его волосы все так же казались примятыми, отчего голова выглядела настолько плоской, что на макушку хотелось поставить стакан) прищелкнул языком:

— Глазам не верю! Главный специалист училища по списыванию собственной персоной. Форма чужая не жмет?

Андрей сжал кулаки:

— Гад! Таких, как ты, в болоте топить надо.

Непроизвольно сделав шаг назад, Сырников выразительно поднял брови:

— Скоро у тебя такая возможность появится. Я имею в виду — побывать на болоте. Не слышал разве, что в нашей роте народу слишком много набрали? Ясное дело — не слышал, — не удержался от радостного комментария Сырников. — Так вот, достоверно знаю, что несколько курсантов с самого начала на особом учете у начальства стоят. Могу обрадовать — твоя фамилия в этом списке. Так что, студент, советую вещи пока не распаковывать. Если они у тебя, конечно, есть. Ты ведь интернатовский, кажется?

И, довольный произведенным эффектом, Сырников юркнул в бытовку.

Андрей развернулся и медленно пошел в казарму. Если Сырников не врет (а он, похоже, не врет), то его дело труба. Кандидатура Левакова идеально подходит на вылет: ни папочки чиновника, ни папочки офицера-воспитателя. Вообще никакого папочки….

4.

Рано утром сонный голос дневального взорвал сон Макса хуже любого будильника:

— Взвод, подъем!

Что за бред… в такую рань? Натянув одеяло на голову, Макс спросонья услышал другой голос, убедивши парня еще раньше, чем с него рывком сорвали одеяло, что это не бред.

— Почему третий взвод еще не построен? У вас сорок пять секунд.

Пошевеливайтесь! Помните: чем дольше подъем, тем короче завтрак, – майор Василюк шел вдоль казармы.

Курсанты, натыкаясь друг на друга и не сразу попадая в штанины, суетились возле кроватей. «Надо будет выяснить, засчитывают ли учебу в Суворовском как службу в армии», — мрачно думал Макс, растягивая покрывало и пытаясь не столкнуться с Перепечко, который, загородив собой проход, что-то запихивал в тумбочку.

Нет, Макс определенно видел нечто подобное и раньше. Но только в кино. В старой американской комедии. Кажется, она называлась «Майор Пейн». Военные там не знали, что делать с одним агрессивным темнокожим майором, и отправили его воспитывать детей в какую-то частную школу. Здорово придумали, правда? А он там над ребятишками измывался с утра до ночи. Пытался из детей солдат сделать.

Но американским ребятишкам все же проще было, зло хмыкнул про себя Макс. У тех всего-навсего один майор, а здесь целое училище. И все норовят из тебя солдафона сделать по своему образу и подобию. Чуть ли не в уши заглядывают. Как же, будущий офицер — и вдруг с грязными ушами!

Порядочки! Одна надежда: может, хоть с учебой в этой конторе особых заморочек не будет. Надо же выбирать: либо автомат, либо книга.

Однако Макаров жестоко просчитался и понял это достаточно быстро.

Первый учебный день в Суворовском училище заставил притихнуть даже самых бойких и говорливых. Все предыдущие годы, проведенные в обычной школе, показались им долгим подготовительным классом.

Впрочем, и сами педагоги первым делом советовали курсантам забыть все, чему их учили раньше. Что было лишнее, потому как само забывалось уже после первого урока. Преподавательница алгебры и геометрии, прозванная кадетами БМП — аббревиатура, которая расшифровывалась как «Белова-малость-пришибленная», — несмотря на внешнее соответствие идеальному представлению об идеальном учителе математики (кстати, она в каком-то там году была признана «Учителем года») щедрой рукой раздавала двойки направо и налево. Математичке было около сорока, ходила она всегда твердой походкой, гордо выпрямив спину, и взволновать ее, похоже, могло только неправильно выведенное на доске уравнение. Тогда БМП заливалась краской, хватала указку, слегка прихрамывая на левую ногу, подлетала к доске и начинала объяснять все заново. В таких случаях ее речь начиналась неизменно: «Но как же так! Ведь все просто».