Тот взвыл. На помощь товарищу немедленно бросился один из его подельников. Придавив челюсть Андрея с двух сторон пальцами, он разжал его зубы, все еще сомкнутые на ладони Сырникова, и отволок машущего руками, словно мельница, Левакова. Как только Сырников оказался на свободе, Андрей получил удар в плечо, уже не зная, от кого именно.
Падая, Леваков однако заметил, что соперники внезапно потеряли к нему интерес, пе-реключившись на что-то другое, вернее — на кого-то другого. И этот кто-то не только одним ударом сбил с ног Сырникова, но и сдержал напор остальных трех его прихлебателей.
Опираясь о пол, Андрей встал и, покачиваясь, пошел было в самую гущу драки, но упал и буквально вполз в нее, неистово дергая за ноги врагов.
— Андрюха, я сейчас упаду! — заорал откуда-то сверху Илья Синицын.
— Выползай давай отсюда!
Андрей неожиданно послушно пополз прочь (надеясь встать и продолжить драку в более удобном положении), но тут о его ползущее тело споткнулся один из «сырниковских». Вслед за ним полетели на пол и другие. В результате на ногах остался только Илья, который и помог Андрею подняться.
Чуть поодаль поднимались «сырниковские». Не говоря ни слова, они двинулись к выходу. Последним в коридор вышел сам Сырников. Илья и Андрей остались вдвоем. Леваков все еще тяжело дышал, а Илья, напротив, выглядел бодро, словно только что принял контрастный душ. Он осторожно взял лицо Андрея в ладони и аккуратно повертел его в разные стороны, потом пощупал пульс и ребра. Затем, видимо убедившись, что жизни товарища ничего не угрожает, сел на соседнюю парту.
— Драться совсем не умеешь.
Андрей глянул на Илью. Под его глазом краснела ссадина.
— Только уличные бои. У нас в интернате самбо не преподавали. — И добавил, помолчав: — А ты их здорово уложил.
— Ну, допустим, уложил их ты, — улыбнулся Илья. И вдруг стал серьезным. — Мало им досталось. Эх, Андрюха, не боись, и на Сырникова управу найдем.
Андрей кивнул. Правда, Илье не поверил. Как ни крути, а Сырников — сын офицера-воспитателя. Скорее, все шишки опять на него, Левакова, посыплются.
Синицын тем временем встал, взял швабру, вытащил из ведра тряпку, отжал ее и бросил на пол.
— Так и собираешься загорать? Между прочим, скоро выходные, а я таким макаром точно увольнительную не получу. А меня, кстати, очень ждут.
Но приступить к уборке Илья не успел. На пороге класса возник Философ. Прапорщик хотел было одобрительно улыбнуться, но тут взгляд его упал на Левакова, и он осекся. Хорош, ничего не скажешь!
Под глазом свеженькая царапина, волосы всклокочены, вид виноватый.
— Суворовец Леваков.
— Я, — вытянулся Андрей. Кантемиров подошел к нему вплотную.
— С кем подрался? — Он подозрительно глянул на Синицына, но тот вроде мало изменился с тех пор, как они виделись в последний раз — не больше двадцати минут назад. Правда, Философ не заметил, что Илья прячет руку, на запястье которой багровел свежий синяк.
— Ни с кем, товарищ прапорщик, — без заминки ответил Андрей.
Философ прищурился:
— А лицо кто тебе разукрасил?
— На ведро, вон, налетел, — кивнул Андрей на пол, где стояло уже знакомое прапорщику ведро.
— Так… — Кантемиров развернулся к Си-ницыну. — Суворовец Синицын!
— Я, — вытянулся Илья, но швабру, наученный горьким опытом, не бросил.
— С кем подрался твой товарищ?
— Так он о ведро запнулся, — пожал плечами Илья даже глазом не моргнув.
Так… — эхом повторил Кантемиров. — Интересный расклад получается.
Какая, оказывается, опасная штука — ведро, — сказал он, многозначительно посмотрев на свои брюки. — Имейте в виду, летчики-залетчики, вы у меня за сегодняшний день уже второй раз попадаетесь. Третьего не будет. — И прапорщик вышел.
2 А в это самое время майор Ротмистров в отчаянии глядел на сына.
Ротмистрову было страшно. Он так и представлял себе, как весть о драке первым делом доходит до прапора Кантемирова, затем до Ноздрева, до зама по воспитательной части, а потом (не дай бог] — и до генерал-майора. И всё. Алексея отчислят, да и у него самого неприятности могут быть. Угораздило же Алешу с этим интернатовским связаться. Вот волчонок — так парня измуту-зить. Но вслух он спросил:
— А, часом, не ты ли сам эту кашу заварил?
Сырников, не поднимая глаз, виновато покачал головой.
— Пап, я же знаю, что должен быть ангелом. Ведь у тебя могут возникнуть проблемы, — но поднять честный взгляд не решился.
— Хорошо, — кивнул Ротмистров. — Тогда, думаю, разумнее всего мне сейчас пойти к Ноздреву и, пока эта история не выплыла наружу, изложить твою, правдивую, версию событий.
Читать дальше