Лисандро Отеро - Так было. Бертильон 166

— А они знают, что ты говорил со мной?

— Они-то мне и поручили.

— Так сколько же?..

— Не волнуйся, не разоришься. Не идешь ты в ногу со временем. Ведь, кроме промышленности и торговли, есть на свете пресса, радио, телевидение, пропаганда и еще — политика. Это обойдется тебе не дороже того, что ты раздаешь на милостыню.

— Ты не равняй, на милостыню я трачусь из страха перед богом. Если человек не боится бога — он погиб.

— Само собой, религия прежде всего. Нам надо вовлечь и средние слои, которые всегда поддерживали церковь. Очень многие, кто не знает другого пути, могут пойти за нами. Но для начала им надо что-то предложить, вот тут и нужна газета…

— Очень важно дать политическую программу.

— На Кубе никто не голосует за политическую программу, голосуют за людей. А к тому времени, когда придет пора заняться организацией партии, мы успеем подобрать людей, способных привлечь избирателей.

— Ладно, я с вами, — говорит Панчете и шарит в кармане, отыскивая зажигалку, чтобы зажечь потухшую сигару.

— И не раскаешься, Панчете. Мы единым духом и навсегда покончим на Кубе с насилием и демагогией.

Мария дель Кармен улыбается. Пожалуй, это новый метод, свежий и действенный.

— Как это — сказка?

— Сказка, — повторяет Даскаль.

— Расскажи мне ее.

— Так вот. Жил-был на свете монах, жил он в монастыре, в плодородной долине, где было множество разных животных и растений. Каждое утро монах сидел в саду и размышлял о рае, только о рае, и ни о чем другом. Однажды он увидел на ветке прекрасную птицу, перья у птицы были золотые, и она сладко пела. Птица полетела к лесу, и монах пошел следом. Птица все пела и пела, а монах все слушал. Потом птица улетела, а монах, радостный, отправился в монастырь. Но когда он подошел к монастырю, то заметил, что и вход и сам монастырь очень изменились. А войдя внутрь, не узнал никого, и монахи его не узнали. Он назвал свое имя, они отыскали его в книгах, и оказалось, что он жил триста лет назад, ровно столько, сколько продолжалась песня той птицы. Порешили, что это козни дьявола, и инквизиция приговорила монаха сначала к пытке на колесе, а потом к сожжению заживо. Когда костер стал разгораться, умирающий монах сказал: «Вот какую цену заплатил я за то, что видел рай».

— И все?

— Все.

— Грустная сказка.

— Потому что плохо кончается? А ты подумай о той радости, что он испытал в лесу.

— Но он не сумел удержать ее.

— В этом все дело. За один миг сильного чувства он заплатил собою.

— Значит, неуязвим лишь тот, кто не способен на сильные чувства?

— Вот именно.

— Но зато и радости никакой.

— А это не важно. Птица ведь оказалась ложью. Стоила ли она такой цены?

— Я бы поступила, как тот монах.

— Ты уверена?

— Пожалуй, да.

— Мне это нравится.

— Почему?

— Мне нравятся люди, которые решаются на то, на что сам я решиться не могу.

Сидя перед зеркалом в дамской комнате, Маргарита и Ана кончают приводить себя в порядок. Интонации резкие, прыгающие. «У тебя нет с собой таблетки аспирина? — Нет, не захватила. Ты не пробовала эту помаду? — Нет, какую? — Оранжевую. — Ужасно крикливо! Мария Луиса, моя двоюродная сестра, мажется ею, а ей всего пятнадцать. — В какой колледж она ходит? — В «Мериси». — А мне он не нравится, если у меня будет дочка, я отдам ее в колледж «Сердце господне». А сыновей я отдала бы в «Вифлеем». — А мне «Вифлеем» не нравится, мальчики вырастают там эгоистами; мои будут ходить в «Ла Салье». — Не знаю, почему тебе не нравится «Мериси», все сливки общества учатся там. — Ничего подобного, милая, все сливки учатся в «Сердце господнем». — В общем, оба колледжа хорошие. — А для мальчиков все же лучше «Вифлеем», он шикарнее, и лучшие мальчики учатся в «Вифлееме». — Не все, к тому же мальчики из «Ла Салье» гораздо изысканнее, гораздо симпатичнее. — Изысканные никогда не бывают симпатичными. — Моя мама говорит, что, если бы я родилась мальчиком, меня бы послали учиться в «Ла Салье». — Твоя мама не очень строга. — Что ты хочешь этим сказать? — Ты не обижайся, просто она не обращает внимания на мелочи. Моя мама влезает во все, что касается меня, начиная с одежды и кончая тем, когда мне ходить в клуб. — Ну, это уж слишком, моя мама о таких мелочах не заботится. — Ну вот, а я что говорю? Видишь платье на мне? Это она мне выбрала. — Хорошенькое, кто шил? — Мелли. — Все-таки она дороговато берет. — Мама говорит, что на платья, сколько ни трать, все мало».

На террасе джазовая музыка из проигрывателя; на столиках прохладительные напитки. Северный ветер почти не чувствуется в саду, потому что большой дом из серого камня защищает сад от ветра, если ветер не очень сильный. В саду непривычно сухо и прохладно. Ночь фиолетовая, облачная. Слуги в белых перчатках расставляют фарфор и серебро на стеклянной поверхности стола.