Марта Фомина - Детство Ивана Грозного

От этих ободряющих слов Ваня начал оттаивать и даже улыбнулся. А тут еще солнышко так ластится, так приятна глазу первая нежная зелень, так свеж и вкусен воздух! Как хорошо жить на свете, и он, Ваня, обязательно добьется, чтобы и дедушка князь это почувствовал. Вдвоем с митрополитом они уже подходили к дворцовому крыльцу, как вдруг прямо с коня к ним под ноги бросился молодой вершник и протянул грамоту:

— Батюшка государь! Святой владыко! Беда! Татары тучей идут на Москву!

Это был гонец из Путивля, присланный наместником Федором Плещеевым.

Был уже вечер. Багряно полыхал закат, предвещая назавтра ветреный день. На дворе Шуйских было полно народу. А новые вершники все подъезжали. Спешивались и устремлялись в парадную горницу. А там шла перебранка. Заводилой был Андрей Шуйский. Осанистый и бравый рядом с низкорослым и растолстевшим дядей, он наскакивал на него и, брызжа слюной, кричал:

— Вы с дядей Василием — дай Бог ему упокоения на том свете! — вечно на месте топтались и всегда запаздывали! А потом руками разводили — если бы да кабы… Надо сейчас же скрутить руки этому выскочке Бельскому, а изменника Иоасафа отправить в монастырь. И нечего ждать новгородских мужиков — мы и сами сумеем надеть этому мозгляку колоду вместо митрополичьего креста! А на его место посадим новгородца Макария!

Иван Шуйский пытался перекричать его, да куда там — лишь пыжился да наливался кровью, так что покраснела даже лысина.

Недолго было и до драки, как вдруг от двери кто-то зычно крикнул:

— Братие, из Путивля прибыл гонец от Плещеева! Говорит, татар видимо-невидимо на Москву прет, передовые отряды уже к Оке выходят. Боярам велено в Думе собраться. Немедля!

Шуйских будто ушатом холодной воды окатили. Разжали тяжелые кулаки, мигают растерянно. А соратники уже и не смотрят на них, ближе к выходу потянулись, в Думу идти. Еще жива прежняя закваска: защищать отчизну от басурманов — нерушимый долг бояр. Одна мысль владела всеми: неужто Гиреи вновь возродят времена Чингисхана и Батыя? Не бывать этому!

Сообразили Шуйские, и дядя, и племянник: не время дворцовых раздоров сейчас, иначе лишатся сообщников. Придется до поры затаиться. Оба вышли во двор и вместе со всеми явились в Тронную палату.

А там уже полно народу. Пустовал только трон, да первобоярское место рядом. Памятуя, что еще утром на нем сидел ненавистный Бельский, Шуйские не стали лезть на рожон и заняли свое обычное родовое место.

Было так тихо, что даже потрескивание зажженных свечей казалось слышным. Видимо, еще до прихода Шуйских с соратниками было все решено, и каждый теперь думал о своем: как собрать ратников в полной воинской справе, на кого оставить семью, дом, хозяйство, чтобы к утру быть уже в походе… Теперь все едино, лишь бы скорее в бой!

Наконец, появился и сам государь. По одну его руку — Иван Бельский, по другую — митрополит Иоасаф с поднятым перед собою крестом. За ними шествовали протоиереи Успенского и Благовещенского соборов с иконами Владимирской Божией Матери и Петра-чудотворца, в окружении святителей — также с иконами и зажженными свечами.

Почти как крестный ход. Оно и понятно: перво-наперво следовало защитить свою православную веру от басурманов: сохраним ее — и она охранит русский народ!

Бояре разом вскочили и — пока шел к трону юный великий князь — замерли в низком поклоне.

Державный отрок с бледным истончившимся лицом — сейчас бы ему по возрасту крепко спать! — умостился на престоле. И разом, будто по команде, сели бояре.

Ваня видел, что все взгляды устремлены на него. Это было, пожалуй, впервые в его короткой жизни, но он не возгордился, не растерялся от непривычного внимания. Мгновенное озарение снизошло: сейчас в нем — воплощение Божьей власти на земле!

Такие мысли уже посещали Ваню в тиши митрополичьей библиотеки, в раздумьях над летописными свитками, божественными и историческими трудами. Но в этот миг, пусть мимолетный, он впервые осознал себя царем русской державы, хотя душа рвалась от горя: неотвратимая, грозная встала перед Русью опасность!..