Марта Фомина - Детство Ивана Грозного

И каково же было их удивление, когда святители вывели на паперть только что избранного митрополитом Иоасафа и стали помогать ему взобраться на осла.

Новый митрополит был низенький, грузный. Поверх тяжелых праздничных одежд на него была накинута меховая шуба и, умостившись, наконец, на осле, он почти погреб его под собой: лишь спереди торчали длинные уши да сзади хвост, отчаянно сметавший снег со ступенек паперти. Наконец, осел сдвинулся с места. Рядом шагал новгородский архиепископ Макарий, позади — святители с поднятыми на руках иконами, а вокруг хромали и ползали почитаемые на всей Руси юродивые и блаженные — они покинули теплый притвор собора ради такого необычного зрелища.

А оно и впрямь было дивным. Под наплывающий благовест звонницы люди отовсюду сбегались посмотреть на странное шествие. Монахам приходилось с трудом сдерживать напор любопытных, особенно детей, выныривающих из толпы взрослых к самой морде осла.

Иоасаф окидывал всех кротким взором выцветших от старости глаз, детей одаривал улыбкой и время от времени широким жестом благословлял теснящуюся с обеих сторон толпу митрополичьим крестом с распятием.

У старца и в мыслях не было удивлять кого-то и тем более уподобляться Иисусу, но он хорошо изучил церковную историю и знал, что многие пастыри и пониже его саном пользовались таким способом передвижения, чтобы познакомиться со своими прихожанами. Конечно, его духовное стадо — православные всея Руси — было очень велико, но хотя бы с частью его, москвичами, он может встретиться на улицах столицы, прочесть им краткую проповедь и осенить крестом.

Но первый и главный визит его был к юному великому князю — ему он хотел дать понять, что будет служить верой и правдой на своем духовном поприще и никому не позволит творить зло. Надо было найти какие-то сокровенные слова и разительные примеры из священной истории, чтобы в короткие минуты этой встречи с малолетним государем возбудить в нем доверие и любовь. И старец мысленно составлял, переделывал и вновь складывал свою краткую речь.

«Глянь, — как Спаситель на осле!» — неслось отовсюду.

Иоасаф точно не слышал ни этих криков, ни колокольного звона, одна мысль владела им: расположить к себе маленького венценосца, чтобы потом можно было исполнить перед Богом главную свою задачу — вырастить для Руси доброго и справедливого государя.

А тот, кому адресованы были эти мысли, стоял у окна и взахлеб, по-мальчишески хохотал, наблюдая шествие митрополита через Соборную площадь. По правде говоря, если взглянуть на эту процессию детскими глазами, она и в самом деле была довольно комична: митрополит, своей толщиной похожий на матрешку, только посаженную не на чайник, а на ослика; торжественные лица архиепископов, архимандритов и игуменов, а рядом — всклокоченные головы, оскаленные рты юродивых — и монахи, отпихивающие напирающую толпу.

Шествие преодолело несколько сотен шагов до дворцового крыльца и остановилось. Святители бросились снимать Иоасафа с осла. Это удалось им не сразу и после многих усилий, причем животное начало брыкаться и издавать громкие вопли, заглушавшие благовест. Наконец, церковная свита подняла старца на крыльцо, и они скрылись в дверях, а ослик продолжал вопить, брыкая любопытных мальчишек, и Ваня хохотал до слез. Напрасно Евдокия звала своего питомца к столу. Отчаявшись, она сунула ему в одну руку чашку с молоком, в другую — кусок пирога.

Таким и увидел его новый митрополит, когда перед ним распахнули двери в детскую — в старом, на локтях штопаном домашнем халатике, усыпанном крошками, держащего чашку и пирог. И тотчас улыбку Вани сменил испуг — уголки губ поползли вниз, в глазах появилось затравленное выражение. Мальчик никак не ожидал, что этот важный и толстый первосвятитель, сменивший пропавшего и любезного его сердцу митрополита Даниила, вдруг явится сюда. Раз он нравится Шуйским — значит, надо быть настороже.

Ваня съежился, привычно опустил голову, покорно ожидая разноса. Видимо, новый митрополит заметил, что государь смеялся над ним. Иоасаф понял и этот внезапный переход в настроении мальчика — и душа его переполнилась любовью и жалостью. Разом забыв все варианты задуманных речей, он начал с того, что вдруг подсказало сердце:

— А тебе понравился ослик?

Ваня нерешительно поднял голову, все еще не веря, что его не ругают. Но увидев так близко простое и доброе морщинистое лицо, улыбавшиеся глаза — и сам расплылся в улыбке.