Станислав Рудольф - Дальтоник

Вот почему неимоверному грохоту следовало бы только радоваться. Но лица учителей большого восторга не выражали. Либуше Лиеманова после долгого исследования своей сумки нашла наконец пакетик ваты, оторвала два комочка и заткнула уши.

— Так!.. — Директор Ян Ракосник придвинул поближе к себе лист бумаги, где пестрело несколько строчек тезисов, и надел очки, отчего сразу стал выглядеть старше лет на десять. Темная роговая оправа подчеркивала седину волос, падавших на лоб. Он прочел первую строчку и снова вскинул голову.

— Как обстоят дела в первых классах? Анечка!

Обращение относилось к немолодой учительнице, которая разложила перед собой странички со старательно заполненными таблицами, списком учеников и стопку тетрадей. Она посмотрела на густо исписанный лист плотной бумаги, уголок которого был заштрихован синим карандашом, и сказала:

— Почти все в полном порядке, начинаем читать «И», «А», «М», считаем до пяти… — Она хотела продолжить, но директор Ракосник перебил ее:

— Почему «почти»?

Учительница отложила листок с синим уголком к остальным.

— Чейдик все так же молчит.

— Молчит? — Директор, видимо, об этом знал. — Ты беседовала с родителями?

— Конечно. Дома он нормальный — в школе тупой как пень. Не могу выжать ни слова.

— Может, ты не в его вкусе! — заметил сосед, и все рассмеялись шутке.

Директор Ян Ракосник с неудовольствием махнул рукой, чтобы успокоить расходившуюся аудиторию.

— Возможно, тебе придется проконсультироваться с врачом.

— Ну нет, это преждевременно. Я думаю, на него можно воздействовать иначе…

— То есть?..

Она пожала плечами.

— Надеюсь, с ним будет все в порядке. — Она вполне правильно определила, что допрос близится к концу, и, тихо сложив свои бумаги аккуратной стопкой, засунула их в целлофановую папку.

— Первый «Б», — поискал директор Ракосник глазами Адамцеву. Она сидела рядом с той самой декольтированной брюнеткой. Непривлекательная, некрасивая, напоминая фигурой тающего снеговика.

— Прошу, товарищ Адамцева!

Он старался произнести это как можно мягче. Черт побери, почему это с подобными заслуженными чертовками я принуждаю себя говорить тоном доброго дядюшки, в то время как с Кутнаеровой разговариваю нормально? Ну а если б у Адамцевой вырез на платье был до полу? Я ведь оставался бы холоден, как планета Плутон! Ах, эта Кутнаерка, эта продувная бестия, знает, как одеться! Удочку закидывает, что ли?

Учительница Адамцева какое-то время сыпала общие слова — о классе, о школе, но директор Ракосник не слушал ее. Опомнившись, он отметил про себя, что Адамцева несет околесицу. Улыбка, которую директору удалось из себя выжать, стоила ему большого труда. Он перебил ее:

— Хорошо, отлично! А какие у тебя проблемы? Необходимо учитывать, что эксперимент с изучением множеств в обоих первых классах, который мы начинаем проводить, имеет важное значение, ему надо уделить особое внимание. Через несколько лет мы введем это во всех классах.

— Бедняжечки! — сухо заметила Бржизова, у которой уже был с этой теорией печальный опыт. Директор Ракосник, поглядев на нее укоризненно, снова перевел взгляд на Адамцеву.

Та, несколько удивленная таким оборотом дела, проглотила последнее слово, оглядела сидящих, повертела в пальцах карандаш и уже совсем другим, менее воодушевленным тоном сказала:

— У меня никаких проблем нету. Тех детей, которые множеств не понимали, я перевела в соседний класс, где обучение проходит по обычной программе, — впрочем, тебе это известно.

Директор Ян Ракосник кивнул головой в знак согласия и вспомнил, что с такой мерой, как перевод, он согласился. Самое главное, чтобы эксперимент, для проведения которого была избрана именно его школа, удался.

— У меня проблема только одна, — продолжала Адамцева и повернулась к своему соседу Бенде, — с вашим Златко.

Бенда-отец потупил голову, нервно нацарапал ногтем на обложке букву «Н» и посмотрел на директора.

— Я знал, я чувствовал, что с ним будет трудно, — сказал он, словно извиняясь. Потом достал из кармана носовой платок, расправил его на колене и трубно высморкался. Бенда-отец ощущал на себе взгляды товарищей, и ему это было решительно неприятно.

В эту самую минуту Лекса, придвинув стул поближе к столу и вытянув ноги, пытался дотронуться до коленей Геленки Боубеликовой. Геленка сидела напротив него, и он видел ее сейчас в профиль, потому что она, как и все остальные, глядела на смущенного математика Бенду. Лекса, пошарив ногой, уперся во что-то мягкое. Он сполз со стула пониже и стал давить на эту приятную и заманчивую преграду еще настойчивее.