Станислав Рудольф - Дальтоник

— Иванка, — уговаривал он ее, словно отец капризного ребенка, — успокойся, подожди, вот поеду в район и сделаю все, что в моих силах. Тебя это устраивает, ну?

Пионервожатая молчала. А директор все ждал с застывшей, глуповатой улыбкой. Между тем, наклонившись через стол, к нему потянулся преподаватель Каплирж и передал желтый прямоугольник бумаги размером в пол-листа.

— Это что? — директор Ракосник брезгливо взял его двумя пальцами.

— Пригласительный билет на совещание. Районный педагогический комитет… Ян, я должен… — Каплирж все еще стоял в той же позе, согнувшись над столом.

— Когда тебе туда надо?

— В среду, в четырнадцать ноль-ноль.

Замдиректора Еглик оглянулся назад. На магнитной доске были пришлепнуты магнитные же щитки с наименованием предметов и инициалами педагогов. Еглик сделал в воздухе некоторое подобие креста, видимо, чтобы лучше сориентироваться, и, повернувшись ко всем спиной, пробормотал:

— Но у тебя в это время уроки. Два урока…

— Знаю… очень прошу, пусть меня кто-нибудь заменит.

— Тебе на это совещание обязательно? — мямлил директор Ракосник. Он обычно весьма неохотно давал разбредаться стаду своих подчиненных.

— Обязательно! Я и сам тому не рад! — Каплирж слегка дернул головой, словно воротник полосатой сорочки неприятно сдавил ему шею.

— Жизнь без собраний все равно что дальняя дорога без пивных! — пытался он пошутить, открывая в улыбке два ряда зубов, напоминающих слаломную дорогу после многочисленных спусков.

Директор Ракосник тоже оглянулся на магнитную доску с расписанием уроков.

— Кто свободен после обеда? — спросил он.

— Губерт Влах, — ответил его зам. — Ты заменишь коллегу Каплиржа?

— Нет.

— Почему? — поинтересовался директор Ракосник. — У тебя ведь в это время нет уроков.

— Я еду на мясокомбинат!

— Это можно и отложить, товарищ Влах, не так ли? — настаивал директор Ракосник, обращаясь к бородатому Губерту. Влах, единственный среди педагогов, носил коротко подстриженную бородку и усы. Директор обращался к Губерту по фамилии каждый раз, когда необходимость заставляла идти на него в атаку. — Ведь мясокомбинат — дело-то твое, сугубо личное.

— Не совсем, — ответил Губерт Влах, глядя директору прямо в глаза, словно давая понять, что от своего решения не отступит ни на полшага.

— А я потом заменю тебя… — вмешался Каплирж и только сейчас выпрямился. В кармане синего пиджака, словно символ учености, сверкнула шариковая ручка.

Губерт Влах молчал. Директор передвинул футляр с очками сантиметров на десять вправо, а потом обратно и снова оглянулся на красные, зеленые, оранжевые и желтые прямоугольники, прилипшие к магнитной доске.

— Единственно, что нам остается… — рассуждал он вслух, но фразы не окончил, потому что Еглик, ухватившись за мочку уха и слегка оттянув ее, бросил вполголоса, словно его слова предназначались одному лишь директору Ракоснику:

— Я! Я заменю его!

— Ну что ж, будем продолжать!.. — с удовлетворением обратился директор к сидящим.

Власта Пудилова уже вертелась на своем стуле. Директор, заметив это, сказал:

— Мы слушаем тебя… Власта!

— Мы, товарищ директор, должны были до десятого октября сдать готовый план воспитательной работы! Я не знаю, собирал ли кто-нибудь, я весь день сидела в классе, если — да, так он у меня готов, вот… — И она, зашелестев исписанными страницами, передала их соседке, чтобы, переходя из рук в руки, план воспитательной работы незамедлительно оказался у директора Ракосника.

— О боже! — прошептал на другом конце стола Лекса. — Эта Пудилова — классический образец отвратной бабы. Такие называются… — Он не договорил и, совладав с собой, поддел локтем химическую блондинку слева: — Дана! Ты уже что-нибудь придумала?

— Пока ничего… я полагала, время еще есть!

Лекса облегченно вздохнул.

— По крайней мере не я один. — Он потянулся к Гаспекловой и шепнул, чтобы та разбудила дремлющего Прскавца.

— А у тебя как? — спросил он, увидав, что тот наконец разомкнул глаза.

— Никак! — ответил Прскавец коротко. Очевидно, для обдумывания годового плана воспитательной работы у Прскавца не нашлось времени. Прскавец взглянул на часы. — Еще пять минут — и я смоюсь. В полпятого у меня тренировки. Не могу же я заставлять девчонок ждать…

В это время Ракосник успел похвалить Пудилову за подготовленный к сроку план и спросил, кто еще может его сдать. Только Губерт Влах и Каплирж подали ему папки с какими-то бумагами. Остальным директор со всей решительностью заявил, что последний срок сдачи плана воспитательной работы — пятница, двенадцать часов.