Марфе Макар понравился с первой встречи: веселый, быстрый на меткое словцо, настойчивый в труде. Два года встречались молодые люди и, хоть гнездо вить было негде, решили расписаться. Первое время жили у одного из Марфиных братьев — у Демьяна Логвиненко; жили в тесноте, да не в обиде.
Мазай был переполнен планами, вел бесконечные технические споры, из которых, однако, частенько выходил побежденным: знаний пока все еще не хватало.
Душным августовским днем он вконец разругался с Боровлевым, Махортовым и Моисеенко, безуспешно пытаясь доказать правильность очередного своего проекта. Но, ворочаясь на койке бессонной ночью, Макар понял, что неправ. Мазай умел быть самокритичным и на следующий же день отправился к «старикам» каяться.
«Что-то они обо мне думают? Небось, выскочкой считают», — мучила его мысль, когда он шел в цеховую контору. Боровлева и Махортова там не оказалось: ушли в клуб на открытое партийное собрание.
Пошел туда и Макар. Потихоньку приоткрыв дверь в зал, он огляделся, ища свободное местечко.
— Эй, казак, двигай сюда! — позвал его второй подручный. Макар уселся и прислушался.
— Вторая пятилетка требует от нас новой спец стали. — Голос докладчика Петра Третьякова звучал требовательно. — А у нас не хватает сталеваров. Нужно ли их готовить по старинке? Почему мы не доверяем своей молодежи? Разве у нас нет комсомольцев?
Покраснел, насупился от волнения Мазай, когда услышал, как произнес, поднявшись с места, Махортов:
— Вот наш Макар мог бы стать настоящим сталеваром! Он парень сознательный, комсомольский групорг смены. Конечно, пока он еще не сталевар, но ведь не боги горшки обжигают…
— Больно дерзкий он! — выкрикнул кто-то.
— Дерзкий, но и дерзновенный! — вступился Алексей Моисеев. Он сообщил, что комитет комсомола предлагает создать первую комсомольскую мартеновскую бригаду, а сталеваром поставить Макара Мазая.
— Не робей, сталевар! — закончил Алексей, дружелюбно улыбаясь Макару. — Комсомолии все по плечу! Почитай, что в газетах про ударников пятилетки пишут. Комсомольцы — застрельщики соревнования. Думаешь, на Магнитке или на Харьковском тракторном им легче работать? А ребята трудиться изо всех сил, встречные планы выдвигают. Потому что характер у них такой — комсомольский! И ты не дрейфь. Раз выдвинули — надо работать!
В рабочей семье. — Комсомольская мартеновская печь. — План «большой стали». — Первые рекорды
Новое назначение не столько польстило Макару, сколько обескуражило: чувствовал, что не хватает знаний, уменья. Может быть, отказаться? Но что подумают товарищи? Решат, что струсил, оробел.
А время было не такое, чтобы отступать… Время было стремительное и богатое достижениями, великое время, показавшее всему миру, на что способен народ, строящий новую жизнь. Время шло в шуме новостроек, в грохоте машин, время звенело песней, которую любили все: «Страна встает со славою на встречу дня…» Да и хотелось, страстно хотелось Мазаю самому варить сталь, работать так, чтобы все увидели, что такое комсомолец!
Утром 1 сентября 1932 года Макар встал задолго до гудка. Шел на завод, повторяя запомнившиеся строки Маяковского:
Додвадцатилетний люд,
выше знамена вздень:
сегодня
праздник МЮД
мира
юношей
день!
Повторял он эти стихи неспроста: был Международный юношеский день. Именно в этот праздник Мазай и должен был встать на свою первую вахту к первой комсомольской мартеновской печи.
Старые металлурги глядели вслед насмешливо: «Дед Мазай и зайцы-фабзайцы! Натворят делов!»
Начальник смены собрал бригаду и примирительно начал:
— Вы, ребятишки, на стариков-сталеваров не очень-то обижайтесь. Ну, обозвали вас молокососами: так ведь раньше сталеварами и становились не раньше сорока лет. А вам всего по двадцать. Зато вы хлопцы боевые, грамоту знаете, ну, а сноровка придет со временем. Только будьте бдительными у «мартына» (так сталевары по-свойски называют мартеновскую печь). Помните, в сталеварении нет передышки: конец одной плавки — это начало другой.
Молодые рабочие внимательно прислушивались к наставлениям, и сначала вроде бы все шло хорошо. Однако вскоре начались неприятности: состав бригады часто менялся, не хватало кранов, завалочная машина не справлялась с загрузкой печей. Комсомольцы нервничали: то не успевали вовремя загрузить печь, то перегревали, то недогревали металл.
Однажды плавка «просидела» в печи более четырнадцати часов, и терпение сурового мастера цеха истощилось. Боровлев настоял, чтобы Мазая вновь перевели в подручные. Макару пришлось идти в комсомольский комитет, добиваться восстановления. Парня снова поставили сталеваром, но перевели из первого во второй цех. Но он все еще работал, как говаривал Боровлев, по «старому стандарту».
Читать дальше