Семен Журахович - Кто твой друг

Говорили о погоде, о телевизионных передачах, о кибернетике. Обо всем и ни о чем.

Юра ловил подбадривающие взгляды Нади, но не мог справиться со своей скованностью. Все выходило не так, как ему хотелось. Хотелось произвести наилучшее впечатление на Надиного отца, на этого солидного, хорошо одетого человека, который, видно, знает себе цену и привык к тому, чтоб и другие его тоже высоко ценили. Хотелось чувствовать себя свободно и непринужденно, рассказывать что-нибудь интересное, остроумное. А выходило… От этого он еще больше смущался и хмурился.

А тут еще, как на грех, неосторожное, неловкое движение — и зазвенел разбитый бокал. Хрустальный. На высокой тоненькой ножке.

Елена Игнатьевна поспешила успокоить гостя:

— Ничего, ничего… Это к счастью. — И ловко смела осколки в глубокую тарелку. Но все-таки ей было неприятно: такой бокал!

Юра краснел все сильней и сильней. А Надя, неестественно веселая и возбужденная, бросила с вызовом:

— На то и делают новую посуду, чтоб старую бить. Вот возьму и стукну еще один!

Софрон Карпович молчал. «Ему легко бить. Пришел на готовенькое… Вот вам, Юрий, не знаю как вас величать по отчеству, квартира, харчи и посуда… А может, соблаговолите поехать на дачу? Может, и там что-нибудь захочется разбить? Нет, голубчик, ты сперва наживи, а потом бей».

В другой раз он бы и внимания не обратил на такую мелочь. А сейчас ему до горькой досады было жалко этого хрустального бокала.

Когда Надя и Юра ушли в кино, Софрон Карпович тяжело вздохнул и сказал:

— Какая это страшная вещь — девичья слепота и неопытность. Ну что, что он собой представляет? Что ждет его в будущем? Ничтожный серенький инженерик… Будет строить дорогу из Кобеляк в Ханделеевку.

— Ты тоже был маленьким инженером, когда я выходила за тебя замуж, — возразила жена.

— Маленький может стать большим и очень большим, а серенький… — Софрон Карпович безнадежно махнул рукой.

В это время Надя и Юра ехали в трамвае и слушали громкие рассуждения красивой молодой женщины. Она сидела рядом с пожилым мужчиной, который только молча кивал головой.

— …Я сказала ей прямо: Зина, ты совершаешь ошибку. Подумай сама: в наше время выходить замуж за нищего. А что? Разве не так? Он получает семьдесят два рубля пятьдесят копеек. Особенно меня трогают эти пятьдесят копеек!.. Да еще помогает матери. Роскошная жизнь! С ума сойти можно…

Надя и Юра переглянулись. И прыснули.

Но через минуту Наде уже расхотелось смеяться. Она подумала: «Чем, в конце концов, отличаются взгляды моего отца от убогой философии этой холеной дамочки? Не кажется ли и ему, что вся жизнь построена на хозрасчете? Как в тресте, где он директором… Производство, разумеется, должно быть рентабельным. А любовь? Она тоже, оказывается, может быть рентабельной и нерентабельной. Семьдесят два рубля пятьдесят копеек! Роскошная жизнь!»

И совсем уже невесело становилось Наде при мысли, что она должна рассказать Юре о своем утреннем разговоре с отцом. Хорошо Юрке! Его родители живут тихо-мирно в своих Шипеличах или Шиповичах, работают в каких-то учреждениях — райфо, районо — и не должны страдать оттого, что у них есть сервизы и дача.

— Значит, вам ничего не нужно? — иронически и недоверчиво повторял отец.

— Если ты имеешь в виду барахло, — с вызовом отвечала Надежда, — то ничегошеньки.

— Что значит «барахло»? А жить как? Нет, вы только послушайте: «Нам ничего не надо».

— Почему же ничего? Нам много чего надо. И все это мы постараемся добыть своими руками и своей головой. И опять-таки я имею в виду не барахло.

— А жить как будете?

— А как живут миллионы людей? Мы будем работать.

— Ах, так, — улыбнулся Софрон Карпович. — Я и забыл: дороги…

— Дороги! — сверкнула глазами Надя.

— И непременно где-нибудь в глуши?

— Видишь ли, папа, дороги следует прокладывать там, где их нет, — с нарочитой назидательностью сказала Надя. — Надо прийти первому и увидеть бездорожье, а потом проложить дорогу. Понимаешь, мне неинтересно тянуть асфальтовые ленты в киевских парках.

— Значит, бездорожье и яблоневые аллеи, — продолжал иронизировать Софрон Карпович.

— Не бездорожье, а дороги в яблоневых аллеях, — отвечала Надежда. — И в ореховых, и в черешневых. На сотни километров цветущие аллеи.

— Сумасбродные планы, — сердито бросил Софрон Карпович. — Я думал, что ты хотя бы мужа себе найдешь, чтоб не стремился за облака.

— А мне нужен как раз такой, чтоб стремился…