Борис Никольский - Непобедимая

Он вновь ощутил последнее дрожание танка, судорожное захлебывание двигателя. Молчание экипажа. Глаза Бушуева, его просьбу — покинуть танк без противогаза самому. Как бы хотел Черенец ошибиться! Нет, не мог такой, как Бушуев, обмануть его…

Он застонал, но не от боли, а от мыслей, которые мучали его.

— Вам плохо, товарищ младший лейтенант? — перед ним стоял Бушуев.

Черенец долго молча глядел на него.

— Слушай, — тихо сказал младший лейтенант. — Как ответишь, так и будет. Обманул ты меня? Если обманул — иди на гауптвахту. Нет — езжай домой. Проверять не буду.

Он снова прикрыл глаза.

— Я не обманывал, — сказал Бушуев.

— Тогда извини, — вздохнул Черенец. — Я тебе верю.

Вечером к младшему лейтенанту пришел майор. Танк подняли. Рогов рассказывал об этом Черенцу.

В дверь постучались. Рогов обернулся. В палату, набросив халат на шинель, вошел Бушуев.

— Разрешите обратиться к младшему лейтенанту, товарищ майор, — спросил Бушуев.

Рогов кивнул.

— Я пришел сказать… товарищ младший лейтенант… Я обманул вас.

— Ну вот, — вздохнул Черенец. — Я верил… Я знал, что ты придешь ко мне все равно…

Темной августовской ночью полк прибыл на разъезд Соботово; и только выгрузились из эшелонов, скатили с платформ пушки, как вдруг откуда-то прискакал комиссар дивизии, и тотчас вышел приказ: всем, кроме третьей роты первого батальона, снова возвращаться в вагоны.

Из-за чего так спешно перебрасывали полк? Почему эшелоны должны отходить назад, к Богородску? Какие известия привез комиссар?

Командиру третьей роты Сергееву этого не докладывали, но ему было ясно: противник — один из полков кавалерийского корпуса белоказачьего генерала Мамонтова, несколько недель назад прорвавшего фронт под Новохоперском и устремившегося к Москве, — внезапно переменил направление удара.

Изумило Сергеева другое. Когда эшелоны ушли, оказалось, что комиссар дивизии остался в его роте. Решил побыть на разъезде? Захотел поближе узнать бойцов? Не верит ему, Сергееву?

Ну да, конечно! Ведь он, Сергеев, — бывший штабс-капитан царской армии. В красных войсках он полгода. С точки зрения комиссара, за ним нужен глаз да глаз!

Что ж получалось?

Рота будет стоять на разъезде. Он, Сергеев, будет командовать. Комиссар дивизии будет присматриваться к тому, как он это делает.

Сергеев нахмурился. Покосился на комиссара. Все теперь в нем казалось неприятным: и заросшее щетиной смуглое лицо, и одежда — кожаная тужурка и галифе, и манера громко говорить… Впрочем, что ж с него взять? С этого заводского рабочего из Мариуполя?

Уже начинался день. Взошло солнце. Они стояли на путях возле низкого, как барак, станционного здания. Поодаль, на косогоре, сбегавшем к реке Ворже, у железнодорожного моста, лепились три десятка деревянных домиков — вот и все, что предстояло охранять. Окопаться, оборудовать позицию для пулемета, ждать нападения, заранее зная, что его не последует, — постылая сторожевая служба!

Сергеев еще раз поглядел на комиссара: тот стоял, широко расставив ноги, бессильно опустив тяжелые руки, прикрыв глаза.

Вдруг послышались быстрые шаги. Телеграфист и начальник станционного караула торопливо приближались к ним.

Сергеев обернулся к комиссару: тот растирал ладонями щеки.

Вести, которые принес телеграфист, были тревожными. Оборвалась связь с Богородском. Со станции Качановка пришла телеграмма. Протягивая в руках ленточку с точками и тире, от волнения захлебываясь словами, телеграфист начал читать:

— «Соботово! Я — Качановка. У аппарата есаул [1] Офицерский чин в казачьих войсках. Козенко. Через три часа займу станцию. Прошу ответить: находятся ли на станции эшелоны? Соврешь, будешь повешен…»

— Наглец! — ответил комиссар и усмехнулся так, как будто и ждал такой телеграммы.

— «Предупреждаю злоумышленников, — руки телеграфиста тряслись, лента прыгала, — если будет взорван мост через Воржу, повешу всех до единого. Ответ жду у аппарата…»

Несколько мгновений все молчали.

— А что как ответить: «Эшелоны не ушли»? — спросил телеграфист с какой-то жалкой улыбкой: он явно не мог преодолеть страх и стыдился этого.

Комиссар вопросительно посмотрел на Сергеева.

— Никакого ответа, — быстро проговорил тот.

Он был кадровым военным, и потому понимал: ложной телеграммой мамонтовцев не задержать. Конечно же, тот отряд, который обошел разъезд, прежде пропустил эшелоны, а потом начал валить телеграфные столбы и разбирать путь. Именно так и следовало сделать по условиям местности! Это было видно с первого взгляда на карту! И конечно, любой казачий дозор, подкравшийся к Соботово лесами, еще издали увидел бы, что на путях разъезда нет никаких вагонов! И, значит, явно ложная телеграмма будет понята белоказаками как признак растерянности и слабости войск, охраняющих разъезд. Все это была самая начальная азбука военной тактики.