Борис Никольский - Непобедимая

Тут говорит наш Дудкин:

— Я прыгну.

Мы, конечно, обрадовались, что нашелся среди нас, молодых солдат, один смелый, и говорим десантникам:

— Что, съели? Молодец, Ваня!

И все идут к парашютной вышке. А она здоровая, — может, с десяти-, а может, с двадцатиэтажный дом. Даже смотреть страшно.

Помогли десантники Ване забраться на вышку, прицепили к нему парашют, стоит наш Ваня, маленький-маленький и совершенно один.

— Не бойся, Ваня! — кричим мы ему снизу.

А он нас, наверное, и не слышит. Такая жуткая высота.

И прыгает.

Подбегаем к нему, спрашиваем:

— Жив, Ваня?

— Жив, — говорит. — Что мне сделается?

С тех пор десантники больше не задавались. А встречая Дудкина, разговаривали с ним так, словно это Ваня был десантником, а они, десантники, — пехотинцами.

Однажды учились мы правильно кидать гранату.

Кинул Володя Московский — далеко улетела граната.

Сержант говорит:

— Хорошо!

Кинул гранату Храбров — еще дальше улетела граната.

Сержант опять говорит:

— Хорошо!

Храбров и Московский ходят, конечно, друг перед другом, мускулы показывают. А мускулы у них действительно ничего.

Выходит кидать гранату Дудкин.

Сержант ему говорит:

— Замах, замах неправильный делаешь! Дай я тебе покажу.

И показывает.

Делает совершенно правильный замах, и граната летит далеко-далеко.

— Не умею я так, товарищ сержант, — тихо говорит Ваня. — Я лучше без замаха.

Надоело сержанту спорить, он и говорит:

— Ладно, кидай без замаха. Сам увидишь, как нужен правильный замах: граната и десяти метров не пролетит — упадет…

Ну, Дудкин разбегается — кидает.

Летит граната, летит и все не падает. И упала ли вообще, мы так и не заметили.

Часа полтора искали мы гранату. Все кругом облазили.

Ваня извиняется, не нарочно, мол, так далеко кинул.

А сержант сердится.

— Как же ты ее без замаха так далеко кинул? Не по правилам!

Неловко Ване: и гранаты нет, и не по правилам кинул. — Ну ладно, — вдруг говорит сержант, — ничего. Научишься немножко правилам — и еще дальше кинешь!

Часто во время обеда устраивали нам учебные тревоги.

Только сядешь обедать — тревога.

И бежишь тогда скорее из столовой к пирамиде с оружием, садишься в машину, и везут тебя к месту учебного боя.

Тревога, конечно, интересно, но вот только скучали мы по оставленному супу и по вкусному запаху несъеденных котлет.

Тогда некоторые стали делать так: съедали немедленно сахар, хлеб, котлеты и уже спокойно ждали тревогу.

А тревоги нет.

И приходилось им есть суп без хлеба, кашу — без котлет, чай — без сахара. Хитро придумано, но не очень вкусно.

И вот однажды приходим мы обедать, смотрим — Ваня Дудкин начинает со своим хлебом какие-то странные штуки делать: выковыривает в одном куске ямку и кладет туда котлету, выковыривает в другом куске три ямки и кладет туда квадратик масла и два куска сахару. Складывает оба куска хлеба вместе — и получается странный такой бутерброд.

Только мы хотели спросить: «Ваня, а что это ты делаешь?» — как заиграли тревогу.

Бросили мы ложки-вилки, помчались из столовой.

Садимся в машины. Едем.

Говорим о супе.

Вспоминаем о котлетах.

Хочется есть.

Вдруг видим — вынимает Ваня свой странный бутерброд и говорит:

— Кто хочет?

Конечно, все хотят, что тут спрашивать.

Съели мы все вместе Ванин кусок хлеба с котлетой, а потом Ванин кусок хлеба с сахаром и маслом.

Закурили.

Володя Московский говорит:

— Ты прости меня, Ваня, но я должен тебе прямо сказать: ты — великий человек!

— Изобретатель! — уточняет маленький энергичный Пистолетов. — Десантникам никогда такого не изобрести.

А Ваня улыбается: доволен, что изобрел бутерброд, который поможет нам, если случится еще раз тревога.

Но не думайте, что с Ваней Дудкиным никаких неприятных происшествий не было. Были. Например, на четвертом посту.

Нельзя сказать, что это был самый важный и ответственный пост. Ваня охранял, по правде сказать, подушки и валенки, которые лежали в складе, огурцы с помидорами, а также капусту и еще — старенький фанерный истребитель, который неизвестно когда и почему попал на четвертый пост и был врыт по самые крылья в землю.

Но пост есть пост. Поставили — охраняй.

И Ваня охранял. Сначала проверил, все ли в порядке, хорошо ли растут на грядках огурцы, а потом стал рассматривать самолет: латаные крылья, которые побывали не в одном воздушном бою, облупленные бока, красные звездочки.