Борис Никольский - Непобедимая

— Прикрывает отход политрук Сажаев и шесть бойцов, — распоряжался Чечин. — Впереди — Горельский Антон. Лес для него — что дом родной. Раненых и фланги обеспечиваю я.

Когда остатки «полка» скрылись в бескрайних лесах и Женькина батарея тоже исчезла из виду, далеко позади загрохотали разрывы.

— Очухались, идиоты! — сказал Чечин, поддерживая свалившуюся с брезента кудлатую голову Женьки. — Один пацан и хромая команда ишь какого страху нагнали! А мало… Надо бы еще!

Произнес он эти слова, словно оторвали его от нужного, очень важного дела — расквитаться до конца с теми, кто сейчас, наверное, уже безнаказанно орудует на Женькиной батарее.

— А в консерваторию с одним ухом берут? — неожиданно спросил Женька. — Ведь и Бетховен…

— Бредит… — заявил тощий солдат, державший в руках край брезента. — Жар у него. Какого-то Фонховена приплел…

— А фашисты уже далеко? — снова спросил Женька. — Теперь мне почему-то страшно…

— Не егози, — строго проворчал солдат. — Плевали мы на немцев! Сам видишь: отходим организованно, и знамя при себе, и все прочее, что полагается, тоже при себе…

Женька порывался встать.

— Да лежи ты! — прикрикнул Чечин. — Отойдешь малость — сами сбросим.

Под ногами солдат похрустывал сухой валежник. Женька украдкой посматривал на Чечина, на его пропитавшийся кровью бинт, на взмокшие спины солдат.

— А я ведь солгал вам… — едва слышно промолвил Женька. — Никакой я не артиллерист… Я… я из музвзвода… Обыкновенный капельдудкин, как говорил Веткин. И как это здорово угадал он — капельдудкин… Чудно!

Чечин поперхнулся дымом.

— Ничего чудного, — сказал он через некоторое время. — Веткин в людях разбирался. Мужик мудрый… И вовсе не старик. Рано посеребрило…

Где-то впереди тяжело ухало, а у самых дальних вершин сновали, как растревоженные шмели, черные самолеты.

Женька прислушался, сказал:

— Наши бьют. Тяжелыми…

Когда я служил в армии, были у нас солдаты с самыми удивительными и прекрасными фамилиями.

Например: Володя Московский.

Мы его звали:

— Эй, Москва!

И Володе, конечно, было очень приятно.

Был Храбров — человек с очень солдатской фамилией; ведь известно: все солдаты — храбрые люди.

И даже был Нахимов, мы его звали Адмирал, в честь знаменитого флотоводца адмирала Нахимова. И хотя нашему Нахимову следовало служить, конечно же, среди моряков, его почему-то направили к нам, в пехоту.

Был человек с энергичной и решительной фамилией Пистолетов, мы его звали просто: Пистолет.

И был Ваня Дудкин.

— Дудкин…

— Дудочкин…

— Дударь… — звали мы его.

И думали, что это очень остроумно. А на самом деле это было совсем не остроумно. Потому что есть люди с еще более смешными фамилиями, и это очень хорошие и прекрасные люди.

Но мы служили в армии первый год и еще не знали этого.

Летние солдатские лагеря с пионерскими лагерями ничего общего не имеют. В солдатских проходят военную науку: учатся стрелять, ходить в атаки, ползать по-пластунски, рыть траншеи, хорошо бегать, петь песни, резать колючую проволоку штыком или специальными ножницами и еще много-много чему — важному и полезному.

Кроме нас, пехотинцев, были в лагере и другие солдаты: артиллеристы, саперы, десантники, танкисты, разведчики — почти все, кроме моряков. Потому что морякам нужно море, а нам море не нужно.

Особенно, конечно, уважали десантников. Что говорить — смелые люди! В любую погоду, днем и ночью, летом и зимой, готовы они были прыгать с парашютом в тыл врага.

И хотя никаких таких врагов у нас в лагере не было, десантники все равно собой очень гордились.

Вот однажды встречаем мы десантников. Они идут из столовой. И хотя идут они из обыкновенной столовой, им все равно кажется, будто выполняли они ответственное и секретное задание. Им это кажется, и они задаются:

— Как живете, пехота?

Мы говорим:

— Ничего живем. А вы?

— Прекрасно, — отвечают десантники и снова нас спрашивают: — А смелые среди вас есть?

Мы говорим:

— У нас все смелые.

Тут десантники начинают хихикать и подталкивать друг друга локтями:

— Ну, смелые, а кто из вас с парашютом прыгнет?

Вот, оказывается, что придумали. А нам прыгать не хочется: и устали, и боязно.

Тогда десантники нам говорят:

— Вот вы, оказывается, какие смелые люди, пехота!..